Дворец наслаждений
Шрифт:
Я так и сидела, пока Изис не закончила уборку и не встала позади меня. Я велела ей собрать свои вещи и попрощаться со знакомыми или подругами, но она очень быстро вернулась, видимо опасаясь, что я уеду без нее, с большим кожаным мешком на плече и драгоценным папирусом в руке, подтверждающим ее освобождение от службы в гареме. Осторожно поставив мешок рядом с сундуками, она присела на траву, не выпуская из рук папируса. Я не стала ей ничего говорить, а она не смотрела на меня. Каждая из нас погрузилась в свои мысли.
Наконец, когда небо из темно-синего сделалось нежно-розовым, что предвещало алый
— Путешествуешь налегке, мама? — насмешливо спросил он, приказав слугам вытаскивать мои сундуки. — А этот мешок тоже брать?
— Это вещи Изис, — ответила я, беря его под руку. — Ее отпустили из гарема, теперь она моя служанка. О Камен, как я рада, что вижу тебя, слышу твой голос! Как ты? Как Тахуру? Ты повезешь меня в дом Мена?
Мы пошли к выходу, Изис следовала сзади.
— У меня все хорошо, — ответил Камен. — Царевич приказал зачислить меня в свою дивизию и отдал под мою команду Банемуса. Мудрое решение, хотя мы оба пришли в смущение. Банемус — великий полководец, вернее, был им, и мне предстоит многому у него научиться. Думаю, что он быстро заслужит себе прощение. Тахуру…
Я остановилась.
— Я мечтала о том, как мы будем жить все вместе — ты, я и Тахуру! — воскликнула я, чувствуя горечь и разочарование. — Эти мечты помогли мне пережить ужасы, выпавшие на мою долю, Камен, но если ты принес клятву верности царевичу, то должен остаться в Пи-Рамзесе! Ты нужен мне! У меня есть список усадеб, на которые ты мог бы взглянуть! Что я буду делать без тебя?
— Я не собираюсь исчезать из твоей жизни, — мягко сказал он, беря мою руку и целуя ее. — Но мне нужно строить карьеру и заводить свою семью. Я не могу жить с тобой, мама. Это ничего не даст ни тебе, ни мне. Я знаю, что тебе пришлось пережить, и поверь мне, я больше никогда не допущу, чтобы ты страдала. Дом для тебя уже готов. Думаю, он тебе понравится. Если же нет, мы подыщем тебе другой.
— Дом? Но где? Я хотела, чтобы мы выбирали дом вместе, Камен! Пожалуйста!
Вместо ответа он показал на сундуки.
— Фараон прислал тебе два папируса?
— Да, но какое…
— Ничего не говори. Ладья ожидает тебя у причала, давай поторопимся, скоро совсем стемнеет.
Камен пошел вперед, а я на минуту задержалась, чтобы оглянуться назад. Струи фонтана, журча, стекали в широкий бассейн. В них отражался красный свет вечерней зари, и этот вечный звук, эта музыка, которая неумолчно сопровождала все дни моего пребывания в гареме, наполненные то страстью, то тоской, продолжала звучать и сейчас, словно мелодия самой вечности, неясная и загадочная.
Вокруг фонтана сидели женщины, тихонько разговаривая, возле них суетились слуги, убирая навесы и разнося блюда с вечерней трапезой, распространяющей дивные ароматы. Кто-то пощипывал струны лютни, кто-то обменивался впечатлениями прошедшего дня, кто-то обсуждал светильники и постели. Скоро в гареме наступит тишина, потом придет новый рассвет, и все начнется сначала.
Но без меня. Слава богам. Без меня. Другая наложница будет с трепетом и надеждой заглядывать в мою комнату, пока ее служанка распаковывает
Камен уже успел поговорить со стражниками у ворот, и, когда мы с Изис подошли, ворота распахнулись. Справа виднелась черная и неподвижная поверхность бассейна, где когда-то купались мы с Гунро, уже впитавшая в себя цвет ночи, и деревья, которые днем закрывали бассейн от солнца, а сейчас нависали над ним, словно задавая какой-то зловещий вопрос. Бросив на бассейн беглый взгляд, я ускорила шаг, чтобы не отстать от Камена. Он быстро шагал по дорожке между двумя лужайками, которая переходила в широкую дорогу, ведущую к выходу из дворца. Царские слуги уже зажигали факелы на громадных колоннах, под которыми начали появляться придворные.
Вскоре мы вышли на площадь, за которой находился спуск к реке. Здесь нам пришлось пробираться через оживленные компании гостей, спешащих на пир во дворец, и я подумала о фараоне, который в это время лежал в своей опочивальне в окружении лекарей, среди вони и запаха смерти, словно зловещее воплощение настоящего, а далеко, в одном из роскошных залов дворца, продолжало биться сердце Египта.
Камен повел нас вдоль канала, на котором покачивались ладьи всех возможных расцветок и раскрасок, после чего мы подошли к сходням, спущенным с небольшого, но очень изящного судна. Его обшивка состояла из кедрового дерева. Нос и корма не были украшены, зато кабина была завешана золотисто-алой тканью, а парус, привязанный к прямой мачте, как мне показалось, был также золотистым. На конце мачты висел флаг, но его цвета мне не было видно. На палубе, опершись на ограждение, стояли гребцы, на корме, с любопытством оглядываясь по сторонам, сидел рулевой.
Увидев Камена, гребцы сбежали на берег и принялись помогать слугам затаскивать сундуки. По команде Камена сходни подняли, отвязали веревку, которой судно было прикреплено, и рулевой начал отводить его от стоянки.
— Чья это лодка? — спросила я Камена, когда Изис, собрав подушки, скрылась в каюте, а один из гребцов шестом оттолкнул лодку от берега.
— Твоя, — ответил он. — Это подарок царевича. Он не знал, какого цвета флаг ты выберешь, поэтому предоставил решать это мне. — Камен лукаво улыбнулся. — Я сказал, что поскольку я сам царской крови, а ты много лет провела в качестве личной собственности царя, то пусть флаг будет бело-голубым.
От удовольствия Камен засмеялся.
— Подарок? — удивилась я. — Какая щедрость! У меня нет слов.
— Да, щедрый подарок, — согласился Камен. — Но мне кажется, что наш будущий фараон просто получает от этого удовольствие. Он также велел обязательно рассказать ему, как ты отреагируешь на еще один подарок, который приготовили для тебя он и его отец. Нет. — Камен поднял руку. — Ничего не говори. Тебе все объяснят те два папируса.
— Значит, я не увижу твоего приемного отца, и Тахуру, и Несиамуна, Камен? Мне нужно за многое их поблагодарить.