Дворянство. Том 2

Николаев Игорь Игоревич

— Вы что-то имеете против моего общества? — обеспокоилась маркиза. — Нет, я не могу в это поверить и уверена, что все дело исключительно… в недопонимании.

— Я восхищаюсь вашим обществом, — ответила Кааппе с такой искренностью, какая достигается лишь годами практики в изощренной лжи. — И рассчитываю на новую встречу, по менее, так скажем, казенному поводу. Но здесь и сейчас предполагается разговор о деньгах. Если я, разумеется, ничего не путаю.

Вольно или невольно дамы заняли чуть ли не зеркальную позицию — с прямыми спинами, слегка наклонившись вперед, опираясь локтями в стол, пальцы сложены домиком. Елена назвала бы это жестом неосознанной психологической защиты,

но женщина из другого мира никогда не узнала об этом разговоре, хотя со временем кое-какие его итоги сказались на ней самым непосредственным образом.

— Все так и есть, — с готовностью согласилась Биэль. — Мы намерены сделать у вашей семьи некоторый… заем. Хм… я бы даже сказала, если назвать все своими именами, мы готовы залезть прямо-таки в неприличные долги.

— Вот как… — Кааппе склонила голову, как большая и зловещая птица, уставилась на собеседницу еще пристальнее, явно пытаясь угадать второе, третье и прочие днища сказанного.

Пока Фийамон думала, Биэль рассуждала про себя, нарочно ли ростовщицей выбран именно такой образ? Широченный и очень высокий воротник, отделанный мехом, сливался с широкой симметричной прической так, что лицо как бы терялось на общем фоне, приобретало слегка нечеловеческий образ. Будоражило и навевало чувство тревоги, словно в темном лесу, когда ночные твари бродят в поисках душ.

— Мы категорически одобряем такое намерение, — согласилась, в конце концов, Кааппе. — Мы очень любим, когда люди чести высшей пробы считают именно семью Фийамон достойной разрешения своих тягот. И отдельно мне понравилась ремарка насчет неприличных долгов. Она звучит словно музыка. Однако я имела в виду несколько… иное.

Биэль едва удержалась от легкой гримасы. Собеседница вела разговор умно, тонко и в то же время как-то… предсказуемо. Казалось бы, стоило уже понять, что на маркизу не действует прием долгой паузы после провокационного замечания. И все равно чучело в мехах им пользуется. Если, конечно, это не ловкий прием, рассчитанный как раз на такую реакцию.

«Следи не за тем, что показывают» — так учил отец — «Выискивай пытливым взором то, что скрывают». Биэль, как и все дети Вартенслебенов, почтенного батюшку ненавидела искренней, бриллиантово-чистой незамутненной ненавистью, однако в уме старому негодяю отказать при всем желании не могла и регулярно пользовалась его уроками.

— Почему я обсуждаю этот вопрос именно с вами, дорогая моя? — Кааппе добавила в голос ничтожную, алхимически выверенную капельку панибратства.

— А вы хотели бы удостоиться чести лицезреть Его Величество? — удивилась Биэль. — Обсуждать денежные вопросы с Императором?

— О, разумеется, нет, — с видом этакой легкомысленности отмахнулась Кааппе. — Нисколько. Я даже и не думала обращаться к Оттовио. Сложные финансовые задачи ему определенно… не интересны.

Биэль пару секунд поразмыслила над тем, что могла сказать улыбка Фийамон, которую теперь следовало назвать «глумливой», а также очередная многозначительная пауза. Поразмыслила и решила, что немного прямоты здесь будет вполне уместно, а то беседа имеет неплохие шансы утонуть в молчаливых предложениях додумать невысказанное.

— Я могу со всей прямотой сообщить, что слухи о беспомощности, управляемости нашего правителя сильно преувеличены, — заверила маркиза.

— О, я слышу такую уверенность в ваших словах, моя дорогая… Она говорит о совершенном, исчерпывающем знании вопроса. О таком знании, которое можно приобрести лишь в самой доверительной, интимной обстановке.

Гримаса, едва заметно изогнувшая скупо накрашенные губы Фийамон, ясно отображала классическое «я поняла, что ты поняла, что я поняла».

И была, к тому же, сдобрена хорошей порцией скабрезности.

— Любезная Кааппе, — очень мягко, очень доброжелательно улыбнулась Биэль, глядя прямо в глаза собеседницы. — Боюсь, еще пара жестов и фраз в том же духе, и мы выйдем отсюда не добрыми подругами, но заклятыми врагами.

— Я не вполне понимаю… — Кааппе сделала попытку скрыться за пустыми словами, но Биэль оборвала ее с той же мягкой непреклонностью.

— Есть определенные границы, которые не следует пересекать даже в самых откровенных беседах между самыми лучшими друзьями.

Читать мысли Биэль, к сожалению, не умела, но и так было ясно, о чем думает ростовщица. Фийамон сделала пробный и явно провокационный выпад, проверяя, как далеко можно зайти, она рассчитывала получить в лучшем случае щелчок по носу, и внезапно выхватила пощечину, хоть и метафорическую, однако не становящуюся от того менее ощутимой. Теперь Фийамон следовало выстроить новую линию поведения, причем быстро, экспромтом. А вот что это будет за линия — сейчас увидим…

— Простите, — чуть запинаясь, вымолвила Кааппе, явно с большим тщанием подбирая слова, кажется, ростовщица все еще не поняла, в чем суть промашки. — Я не ожидала, что мое предположение вас… заденет. Прошу понять меня правильно, связь с Его Величеством кажется мне привилегией. Милостью, которая не нуждается в сокрытии. Ибо сказано, что кто разделяет ложе с властелином, не совершает позорного поступка.

— А кто отдается маленьким людям, становится проституткой, — закончила цитату Биэль.

— Я еще раз приношу извинения. Если тема милости Его Величества по каким-то причинам неприятна…

— При чем здесь милость Его Величества? — с ледяным высокомерием отозвалась маркиза.

Кааппе моргнула, вряд ли первый раз за беседу, но маркизе показалось, что все-таки в первый.

Все становится на свои места, подумала Биэль. Фийамоны не знают, чего ждать от «Затворницы Малэрсида». Они считают меня новой и сильной фавориткой, которая окрутила юношу-императора, а теперь упивается всемогуществом и готова набивать сундуки, пользуясь моментом. Но, как люди умные — а они умны, глупцы не становятся одной из богатейших семей Ойкумены — должны принять во внимание, что здесь и в самом деле может состояться Сделка, настоящий договор. Соответственно Фийамоны выставили эту злобную меховую крысу вперед, чтобы посмотреть, как все пойдет и на что здесь можно рассчитывать. Она достаточно квалифицирована и способна вести переговоры о значимом, но ее потеря семью не подкосит, если вдруг все пойдет совсем плохо. И крыса меня не знает, попросту не понимает, чего ждать. Боится уронить престиж семьи, боится разгневать любовницу пусть нетвердо стоящего, но все же императора… боится упустить хорошую сделку, если каким-то чудом она все же проклюнется.

Что ж, пожалуй, разговор подошел к опасной грани, теперь следует немного сбавить накал, опустить в горячее молоко брусочек охлажденной патоки.

— Дорогая… — маркиза положила на стол ладонь в жесте, который был выверен до волоска и символизировал откровенность, душевность, почти что сестринство.

— Дорогая, если мои слова прозвучали слишком резко, то ныне уже моя очередь принести извинения. Видите ли, благосклонность Его Величества, во всех видах, действительно является привилегией. Но я — Биэль аусф Вартенслебен. И в жизни я руководствуюсь несколькими принципами,. Они достались нелегко и стоили мне очень дорого. В том числе, поэтому я отношусь к ним весьма трепетно и никогда их не нарушаю. Один из таких принципов: я не принимаю милостей того рода, которые вы упомянули. Ни от кого.