Двойная оплата
Шрифт:
– Бесов.
– Администратор, – говорит Валерий, узнаю его голос и всегда так, потому что только он представляется таким образом. – Бес, сегодня тебе нет приглашения в "Марлен". Приказ вышестоящего.
– Сука, – ругаюсь вслух. – Причина? – тут же задаю вопрос.
– Наказание в виде исключения на неделю за твоё самовольство, – спокойно отвечает администратор, голос даже не дрогнул. Валерий хороший работник, таких только поискать. И хозяину заведения здорово повезло найти такого ответственного и преданного работника.
– Вот сука, – продолжаю нестись по улице, теперь направляясь в сторону своей квартиры. –
– Максим, – как-то нездорово обращается Валерий, всё моё тело напряглось от ожидания. – Это твое следующее задание. Мне жаль.
– Какого хуя ты несёшь, администратор? – почти ору в телефонную трубку, привлекая внимание нескольких мужчин. Азиат парень, что стоит за прилавком жестом показывает отъехать от его киоска, ругаясь на своем диалекте. – Это должно быть ошибка, зачем её убирать? – Никак не пойму, почему на Маринку дали красный свет. Девчонка ничего не сделала, лишь дозу приняла, затем понимание обухом по голове проходит. – Это мне наказание, да?
– Всё верно. Бес, я предупреждал тебя. Здесь свои законы. Идёшь против, значит получаешь либо свое наказание, либо красный свет.
– Срок, – скрепя зубами, задаю вопрос, четко осознаю, что нет пути выхода, они найдут её сами и убьют самыми извращёнными методами. Слышу, что Валерий начал печатать на клавиатуре, проверяя данные заявителя.
– Желательно в течение суток. Марина исключительна из клуба. Счёт в банке аннулирован.
– Я понял.
– И, Бес, – администратор привлёк моё внимание, – без самодеятельности, иначе ты следующий. Это уже от меня. Я не хочу, чтобы однажды я принял звонок о завершении работы.
– Иди к чёрту, – посылаю его, отключив мобильник. Перевожу дыхание с закрытыми глазами. С девчонкой я провёл почти год в интимной близости, видел в ней облик своей жены, даже звал так, прекрасно осознавая, как Марине это не нравилось. Всё испоганила, идиотка. Ни одной мысли в голове, что делать теперь. Вновь набираю номер администратора и Валерий мгновенно поднимает трубку.
– Да, Бес, – в голосе явное ожидание ответа.
– Будет сделано, шли её адрес, – словно сам не свой, но принимаю данные. Даже если мне как-то и жаль девчонку, но я не могу подставлять себя, ради своих девочек, должен выяснить, кто стоит за тем, чтобы убрать меня. Отобрали все, лишили всего. Теперь человечность мне чужда и следует по-прежнему придерживаться этого направления.
Через двадцать минут, я стою на пороге квартиры Маринки. По пути заехал к себе на квартиру и взял своё оружие. Прислонился к двери лбом, тяжело дыша, решаюсь на этот шаг. Жестокий и ужасный. Давлю на дверной звонок лишь раз, затем завел руку за спину, крепко держу пистолет с глушителем. В подъезде стоит идеальная тишина, оглянувшись по сторонам, мониторю на предмет камер, но в такой трущобной постройке их не имеется. За дверью слышу шуршание, затем передо мной появляется девушка, одетая по-домашнему, с пучком на голове и без косметики. Узнаю в ней совсем молоденькую Маринку. Господи, сколько же ей лет на самом деле. Увидев меня, замерла на месте, но потом словно очнулась, отцепила цепочку и шире раскрыла дверь.
– Максим? –
– Впустишь? – просто задаю вопрос, а у самого сердце ходуном пошло.
– Значит, я в красном списке, – голос Маринки задрожал, как и подбородок, со слезами на глазах почти плюхнулась на попу на пороге, закрывая руками лицо. Я вошёл в квартиру, осторожно закрывая за собой дверь. Присаживаюсь на корточки перед ней, беру за руки, чтобы видеть её лицо.
– Зачем пошла просить отпуск? – с непониманием задаю вопрос, наблюдая за каждым мускулом ее лица.
– Не знаю, – шмыгает носом, вытирая тыльной стороной ладони. Помогаю ей подняться. Она крепко вжалась мне в грудь, обнимает, утыкаясь носом в кожаную куртку. Сначала мои руки повисли в воздухе, но её крепкое объятие заставляет опустить их ей за спину, беря девушку в кольцо. Она, почувствовав это тепло, расслабилась. Пару минут простояли не шелохнувшись. В голове абсолютная пустота, нет никаких чувств к ней, способных изменить решение.
– Какой срок дали? – тихо спрашивает, все ещё крепко сжимает меня, вдыхает воздух, пытаясь надышаться напоследок.
– Сутки.
– Я могу сбежать? – Она с надеждой в глазах уставилась на меня, ждёт спасительного кивка, и я хочу его сделать, но отрицательно качаю головой, с сожалением даю понять, что это невозможно. – Значит, все предрешено, – отходит от меня, пятясь задом к стене вдоль коридора. Руки дрожат, девушка мигом запирается в ванной комнате, я же напротив, стою, как будто одеревенел. Смогу ли? Стала ли она мне близка? Нет. Поднимаю глаза, видя, что Марина вышла из комнаты с уже порезанными венами на руках. Раны очень глубокие, проходит мимо меня, оставляя дорожку по проходу. Ложится на кровать и берёт с тумбочку фотографию, обессиленными руками кладет рамку на грудь. Густая красная венозная кровь расплывается лужицей, сразу впитываясь в покрывало. Марина закрывает глаза, и из них стекают слёзы, подбородок дрожит.
– Я не хочу умирать, Максим, – еле выговаривает. Я подхожу ближе к ней, беру за ладонь, сжимаю в своей руке, будто поддерживаю, а самому тошно. Распахивает свои голубые, уже тусклые от нехватки крови, глаза, теперь навсегда в памяти запечатлелись и обязательно придут в кошмаре. Девушка улыбается, но это ей даётся мучительно. Она ослабевает на глазах, жизнь уходит, а я наблюдаю, могу помочь, но не сдвинулся с места. – Хотела просто найти того, кто смог бы меня понять, – продолжает, едва проговаривая слова. Второй рукой держит рамку с фото, и на ней не видно, кого сейчас не хочет отпускать.
– Ты знала на что пошла, – получилось довольно резко, но это правда.
– Знала, – чуть кивает, вновь закрывая глаза со слезами, – но не думала, что окажусь здесь.
– Мне придётся закончить, – начинаю говорить, а Марина отпускает мою руку, трясущимися кистями целует фотографию в рамке, и та падает на пол, разбиваясь на мелкие осколки стёклышек, покрытых каплями крови. Смотрю вниз, и сердце замирает на мгновение, потому что на фото изображены Марина и её ребенок. Мать и сын. Улыбающиеся, не знающие ещё тогда, что предстоит им пережить. Я знал, что Марина была матерью, что потеряла ребёнка, когда тому было четыре года. Рак сожрал. Как и всю её семью, вынудив опуститься до притона.