Двойная ошибка
Шрифт:
Ещё до того, как их главный обращается ко мне, в голову стреляет мысль, что это месть за Айлин. Её отец узнал о нас и решил от меня избавиться. Конечно, смерть – единственное, что может заставить меня отказаться от любимой. Такого варианта развития событий мы с Тагиром даже не рассматривали, уверенные в цивилизованности господина Эмина Кары.
Долго раздумывать об этом не получается.
– Как ты посмел прикоснуться своими грязными руками к чистой дочери уважаемого человека?
Главный с акцентом произносит мне вслух короткое
Глава 8
Прихожу в себя в больнице. Ничего не помню, даже маму узнаю не сразу. Почти ничего не вижу. Боль невыносимая. Мама сидит рядом и всё время плачет. Сломанная челюсть скреплена скобами, не могу ни говорить, ни есть нормальную пищу.
Что со мной случилось? Память возвращается медленно, обрывками. Мама нехотя рассказывает, что меня нашёл какой-то грибник. Думал, труп, позвонил полицию. А те уже вызвали медиков. Поначалу не верили, что оклемаюсь, но я оказался живучим. Из-за границы прилетел отец и настоял на переводе меня в столичную больницу под присмотр бабушки с дедом – его родителей.
Дед говорит много и очень громко. Каждое слово бьёт по барабанным перепонкам, детонирует в голову и болезненным эхом отбивается в позвоночник. Он ругает маму, она оправдывается. Может, всё обстоит как-то иначе, но сослепу не вижу выражений их лиц и судить могу только по тональности речи.
Как там моя Айлин? Тех пор, как пришёл в себя, думаю о ней постоянно. Страшно представить, что эти нелюди могли с ней сделать. Откуда мне знать, какие у них обычаи? Периодически наваливается такая паника, что её могли из-за меня наказать, что хоть на стену лезь. Телефона нет – то ли отобрали бандиты, то ли потерял, когда били, то ли родители спрятали. Никакой связи ни с любимой, ни с друзьями.
Спустя несколько дней мама уезжает, со мной остаётся бабуля. Её недавно отправили на пенсию, и она с радостью приняла на себя роль моей сиделки. Я, конечно, могу хорохориться и утверждать, что не нужно меня нянчить. Но на самом деле, я очень нуждаюсь в бабушке. Это так стыдно…
– Бабуля, почему мне не дают телефон? Я же не умалишённый! – мычу сквозь стиснутые челюсти.
– Зачем он тебе? Ты ни номер набрать не сможешь, ни написать сообщение. Да и говорить ты как будешь? Разве ж тебя поймут?
– Набери сама, я продиктую номер.
– Чей? Кому ты собрался звонить? Тебе мало того, что с тобой сделали? – ясно, мама подговорила её.
– Бабушка, мне нужно позвонить другу, он наверняка волнуется.
Вижу, что она не хочет соглашаться, но всё-таки сдаётся.
Тагир берёт трубку не сразу.
– Лёня? Это ты?
Да, знаю, говорю я так себе… Но кое-как он меня понимает.
– Привет, друг, как ты? – пытаюсь мычать и
– Да я нормально! А ты как? Где? Слышал, тебя избили.
– Поговорим при встрече, у меня челюсть сломана. Будешь в столице – заходи.
– Ты скоро вернёшься?
– Надеюсь, что да, обещали через неделю выписать. Тагир, скажи, что ты о Лине знаешь? Есть какие-то новости от Лейлы?
– Лёнь… А ты что о ней знаешь?
– Да ничего! Вот как мы с тобой тогда поговорили, так ничего нового не слышал. Телефон потерял…
– Лёнь, и мама тебе ничего не рассказывала? – голос какой-то виноватый. Что там случилось?
– Тагир, не тяни. Я готов к любым новостям.
Но нет, я безбожно вру. Потому что к тому, что он произносит, я не готов категорически!
– Лёнь, погибла она. Вот почти сразу, как тебя избили. Официальная версия – взрыв бытового газа. А в городе поговаривают, что это какие-то криминальные разборки. Вся семья погибла, никого в живых не осталось.
Не прощаясь, отдаю бабушке телефон. Бессильно падаю на подушку. Хочется вскочить и крушить всё вокруг, орать не своим голосом. Пытаюсь подняться через боль, но получается плохо.
– Бабушка, ты знала?
Молчит. Наверняка мама ей всё рассказала.
– Почему мне не сказали сразу? Почему?
– Лёнь, а что бы это изменило?
– А то, что вот это вот всё не надо мне! Не надо было меня спасать! Я хочу быть с ней! Если не здесь, то хотя бы там, – поднимаю лицо к потолку. – Я же не смогу без неё. Ты понимаешь это? Бабуля!
– Успокойся, мой хороший! Нельзя тебе волноваться. Вот не хотела же давать телефон… Теперь дед меня ругать будет.
Слышу, как она зовёт врача, мне что-то колют…
Как только выписывают из больницы, наплевав на предписания врачей, мчусь в родной город. Кажется, что если приеду туда, то смогу на что-то повлиять. После операции частично вернулось зрение, в очках вижу уже относительно неплохо.
Первым делом отправляюсь на кладбище. Могилы ещё свежие, имена написаны на временных табличках. Трое суток не даю себя оттуда увести. Не ем, не отзываюсь на обращения, игнорирую мамины просьбы. Прощаюсь с любимой и медленно умираю. Тагир с другом уносят меня на руках. Я настолько слаб, что не могу ни идти, ни сопротивляться.
Дед настаивает на моём переезде в столицу. Год назад я отказался ехать туда учиться из-за Айлин. Теперь меня тут ничего не держит. Университет, куда меня берут, не самый престижный, но зато специальность та же и место бюджетное. Пусть старики делают, что хотят, мне на всё плевать. Какой смысл моего дальнейшего существования?
Мама недовольна моим отъездом, она недолюбливает деда с бабушкой, считая их причастными к её разводу с отцом. А я не вижу для себя иного способа выжить, как начать всё с чистого листа. Забыть невозможно. Но хотя бы ходить по другим улицам, где воспоминания не будут, как акулы, кромсать душу.