Двойник(Рассказы)
Шрифт:
— Заходите, заходите. — перебил меня старик. — Закройте дверь, Эн.
Не успел я опомниться, как уже стоял в коридоре, а старуха, что-то бормоча себе под нос, захлопнула за мной дверь. С тревожным чувством на душе, что попал в ловушку, я последовал за стариком в комнату и, усевшись на предложенный мне стул, начал отогревать у камина озябшие руки.
— Скоро подадут обед, — сказал старик, пристально всматриваясь в меня. — Но извините меня… на минутку…
Я кивнул головой, и он вышел из комнаты. Через минуту до меня донёсся какой-то разговор. Сперва голос старика, потом старухи, затем,
— Мы будем обедать втроём, — сказал он, обращаясь ко мне. — Мы с вами, и ещё мой сын.
Я опять кивнул головой, подумав про себя: «Не дай бог, если и у сына такой взгляд…»
— Я думаю, вы ничего не будете иметь против того, что мы будем обедать в темноте? — каким-то странным голосом сказал старик.
— Пожалуйста, — отвечал я, стараясь, насколько возможно, скрыть своё удивление, — но мне кажется, что я помешал вам. Если позволите…
Но он не дал мне договорить и замахал своими длинными, худыми руками.
— Нет, раз вы уже к нам попали, то вы так не отделаетесь, — сказал он с сухим смехом. — У нас редко кто бывает, и мы не позволим вам уйти. У моего сына — больные глаза. Он не выносит света. Ах, это вы, Эн?
В комнату вошла старуха и, как-то странно взглянув на меня, начала накрывать на стол, в то время как старик, усевшись с другой стороны камина, молча смотрел в огонь. Накрыв стол, старуха принесла на блюде какую-то птицу, уже нарезанную кусками, и, подставив три стула к столу, вышла из комнаты. Старик, казалось, одну минуту колебался; затем, встав со стула, поставил высокую ширму перед камином и медленно, как бы нехотя, погасил свечи.
— Праздник слепца, — сказал он с неловкой потугой на шутку.
Кто-то вошёл в комнату медленными, неверными шагами, прошёл к столу, уселся на стул, и затем какой-то удивительно странный голос нарушил молчание, становившееся невыносимым.
— Кажется, очень холодная ночь? — донеслось до меня.
Я ответил утвердительно и, не считаясь с такой крайне необычной обстановкой, принялся за еду, так как был страшно голоден. В темноте было очень неудобно есть, и, судя по звукам, исходившим от моих невидимых компаньонов, я приходил к заключению, что они тоже не привыкли обедать в такой обстановке.
— Вы, как видно, чужой человек в этой местности? — опять услышал я вопрос, произнесённый всё тем же странным голосом.
Снова я ответил утвердительно, добавив, что мне ещё повезло, поскольку я случайно попал на такой прекрасный обед.
— Вот именно «случайно», — как-то глухо отозвался голос. — А ты, отец, видно, совсем забыл о вине?
— Ах, да, — сказал старик, вставая из-за стола. — Ведь я к этому дню припас две бутылки «Знаменитого».
Он осторожно прошёл к двери и, закрыв её за собой, оставил меня одного с невидимым соседом. Было что-то настолько странное во всём этом, что во мне зашевелилось чувство страха.
Мне показалось, что старик ходил слишком долго. Я слышал, как сын, сидевший напротив, положил свою вилку, и мне вдруг представилось, что я вижу в темноте пару дико горящих, как у кошки, глаз, впивавшихся в меня.
С
Несколько минут смотрел я на него в ужасе, не отрывая глаз. Затем отварилась дверь, и в комнату вошёл старик. Он отшатнулся назад, увидев свет в комнате, потом подошёл к столу и машинально поставил на него пару бутылок.
— Извините меня, — сказал я, набравшись духу с его приходом, — я случайно задел и повалил ширму. Разрешите мне поставить её на место?
— Теперь уже не надо, — мягко сказал старик. — Мы уже достаточно посидели в темноте. Сейчас у нас будет свет.
Он чиркнул спичкой и зажёг свечи. И тут я увидел, что у человека, сидевшего напротив, вместо лица была какая-то зияющая дыра, страшная волчья морда, в которой ещё блестел один непотухший глаз — всё, что осталось от человеческого лица. Слабая догадка мелькнула у меня в голове…
— Мой сын тяжело пострадал во время пожара, — сказал старик. — С тех пор мы живём уединённой жизнью. Когда вы постучали сегодня, мы… — его голос дрогнул, — это мой сын…
— Я думал, — сказал сын просто, — что мне лучше не показываться к столу. Но, знаете, такой случай — сегодня день моего рождения, — и отец не хотел и слышать, чтобы мы обедали одни. Поэтому мы прибегли к этому глупому средству — обедать в темноте. Я глубоко сожалею, что испугал вас.
— И я глубоко сожалею, — сказал я, протягивая руку через стол и пожимая руку несчастному, — что я оказался таким глупцом. Но я испугался только потому, что было темно.
— К нам никто не заходит, — как бы оправдываясь, сказал старик, — и мы сегодня не могли устоять перед соблазном пригласить вас к себе на обед. Да и притом вам некуда было идти.
— И я страшно рад, что попал к вам, — сказал я.
— Вот и хорошо, — весело заговорил хозяин. — Теперь, познакомившись друг с другом, давайте пододвинем наши стулья к камину и отпразднуем день рождения моего сына.
Он придвинул небольшой столик к камину, поставил на него бокалы и коробку сигар. Затем, пододвинув ещё стул для старухи-служанки, он и её пригласил к столу. В оживлённой, задушевной беседе время пролетело незаметно, и мы с трудом поверили своим ушам, когда часы в соседней комнате пробили двенадцать.
— Последний тост перед отходом ко сну, — сказал хозяин, бросая окурок сигары в огонь, и повернулся к столику с бокалами.
Мы уже провозгласили несколько тостов раньше, но на этот раз какое-то особенное величие было в лице старика, когда он поднял свой бокал. Его высокая фигура, казалось, стала ещё выше, и его голос прозвучал гордо и горячо, когда он смотрел на своего обезображенного сына.
— За здоровье детей, которых спас мой сын! — сказал старик и одним залпом осушил бокал.