Двойники (рассказы и повести)
Шрифт:
Она решительно не хочет знакомить меня со своим мужем - тот не выносит ничего, что не содержало бы в себе полнейшей логики. Конечно, он не синтоист, не суфий, не дзен-буддист и даже не последователь Гурджиева. Он вяло сошедший с ума шизофреник, все переводящий в последовательности циферок, строя из них колонки, обозначаемые затем какими-то вариантами и пристраивая к ним тайную программу поиска информации, дающую на основе циферок выводы об устройстве мироздания, вроде критериев простого человека или нормативов гордости в человеческом общении.
Бред, а что ей
Муж ее, ко всему прочему, дальний родственник Василеостровских. Он живет с ними рядом, Нина часто бывает у княгини, я дал ей слово познакомиться с княгиней и заняться с княжной, чтобы отвлечь внимание от нее. Что же, мои планы не расстроились, и мне будет чем заняться...
Чем заняться... Давно это было, когда мне было непременно нужно заниматься с кем-то, переводить людей в пространства и ум, им совершенно не нужные и даже вредные в жизни. Теперь я занимаюсь только тем, что само сваливается на голову, - вот и ладно.
Одно мне всегда было странно: я никогда не делался ничьим учеником, никаким следствием кого угодно - даже женщин, учитывая их изощренность, гибкость, да и некоторые побочные обстоятельства. Отчего это? Оттого ли, что я и в самом деле урод и к пустоте ничто не может прилипнуть? Или же пресловутое "магнетическое влияние сильного организма"? или мне просто не удавалось встретить женщину с упорным характером?
Признаюсь, не люблю женщин без характера: какой с них толк! И единственный раз встретил женщину с твердой волей, которую никогда не мог победить... Мы только и делаем, что расстаемся врагами, - веселая забава.
Да, Нинка немного больна - не хочет в этом признаваться, но больна от пропажи своих демонов. Выхода нет, и придется помочь ей их вернуть. Гроза застала нас в гроте и удержала лишних полчаса. Она вверилась мне с прежней беспечностью - не обману же я ее, конечно. Все равно мы скоро разлучимся опять.
Наконец мы расстались; я долго следил за нею, пока она не скрылась в зарослях чапарраля. Сердце мое сжалось, когда видимая ниточка между нами прервалась. Я обрадовался этому чувству: что это, молодость со всеми ее адреналинами и невменялками возвращается или это все просто так - дабы оживить память? А смешно подумать, что на вид-то я еще почти молод: лицо иной раз бывает свежо, члены гибки и сильны, волосы не выпадают, глаза горят, кровь... тоже еще есть.
Возвратясь домой, я переоделся в старую, привычную одежду и пошел в сторону гор. Думаю, встречные инстинктивно сторонились меня, - что до одежды, то вкусы у меня странные: люблю заношенное и чуть ли не рваное. И не жмет ничего, да и заночевать можно где угодно: хоть у знакомых на полу в коридоре, хоть
Я сидел себе на откосе и, глядя в сторону солнца, развлекался тем, что убирал с неба кучевые облачка, приятно таявшие в голубизне в соответствии с моими указаниями. Посылал, словом, мелкие приветики г-ну Ричарду Баху.
К шести вечера я сообразил, что нынче так и не ел, встал и поплелся в город. Спускаясь вниз с небольшого, поросшего всякими деревьями пригорка, я сквозь ветви увидал княжну с Клубницким. Тот, демонстрируя избыток молодых сил, отчаянно жестикулировал, и, по жестикуляции судя, разговор его был самым что ни есть проникновенным. Я остановился, чуть не дойдя до дороги, и услыхал их разговор:
– И что же, вы на всю жизнь действительно хотите остаться здесь? говорила княжна, не веря кавалеру.
– Что для меня города и столицы?!
– ответствовал Кублицкий.
– Вся эта Россия, где миллионы и миллионы людей действуют подобно заведенным автоматам, среди которых не найдешь и хотя бы отчасти тебе близкого, тогда как здесь уединение вовсе не помешало моему знакомству с вами...
– Не помешало, - согласилась княжна.
Лицо Клубницкого изобразило удовольствие, и он продолжил:
– Здесь моя жизнь потечет неприметно и светло, ступая от просветления к просветлению среди добровольного скита, в коем я смогу без помех самосовершенствоваться среди тишины и неотравленной природы. И дай мне Бог, чтобы раз в год Бог посылал бы мне собеседника столь же светлого, как...
Они почти поравнялись со мной, я сделал два шага и оказался на дороге прямо перед ними.
– Бомж!
– поморщилась Мери.
Чтобы ее совершенно разуверить, я по-французски же ей ответил:
– Не бойтесь, сударыня, я не менее социален, чем ваш кавалер.
Она смутилась. Ну конечно, нельзя ж так ошибаться. Тем более - по отношению к кавалеру. Клубницкий бросил на меня весьма недовольный взгляд.
Поздним уже вечером, часов в одиннадцать, я пошел гулять по липовой аллее бульвара. Город спал, только в некоторых окнах мелькали огни. С трех сторон чернели гребни утесов; месяц подымался на востоке; вдали темным серебром мерцали снеговые горы. Я сел на скамью и задумался. "Отчего в горах я повстречался не с Ниной, а с Мери и Клубницким?
– думал я.
– Нинка, конечно, пошла мне навстречу, но ошиблась. Лишившись демонов, она утеряла чувствительность, сделалась почти нормальной. Но, по правде, произошло все это почти случайно".
Вдруг послышались быстрые и неровные шаги... Верно, Клубницкий... Так и есть!
– Откуда?
– От княгини Василеостровской, - сказал он очень важно.
– Какая Мери сенситивная...
– Какая?
Он не ответил и погрузился в мысли.
– А знаешь ли ты, что сегодня ты ее ужасно рассердил?
– произнес он, решившись, что ли, это сказать.
– Она нашла твои манеры отвратительными. Я насилу мог ее уверить, что ты не обыкновенный наркоман-кейфовальщик, но имеешь за душой кое-что. Тогда она сказала, что ты, верно, слишком высокого мнения о своей душе.