Двойное попадание
Шрифт:
С нашей стороны эта оборона состоит из ста сорока четырех устаревших танков Т-26 из состава 108-й дивизии, которые закопаны в землю и вьггянуты в нитку вдоль рубежа обороны мотострелкового полка РККА, играя роль обычных противотанковых сорокопяток. Ну, скажем, не совсем обычных. Если бы вместо устаревших танков оборону мотострелкового полка поддерживало эквивалентное количество противотанковых пушек того же калибра, то после того артобстрела мы бы имели потери в расчетах как минимум в четверть личного состава, а так наводчиков, командиров и заряжающих защитила какая-никакая, но броня. Ну и количество противотанковых артиллерийских стволов, сосредоточенных в полосе обороны мотострелкового полка, буквально зашкаливает. Такого количества штатных 45-мм противотанковых орудий хватило бы, чтобы укомплектовать противотанковой артиллерией двенадцать
Еще тридцать Т-34 и одиннадцать КВ-1 сведены в отдельный танковый батальон и составляют резерв командира дивизии полковника Иванова. Если этого резерва командира дивизии оказалось бы недостаточно, на подхвате находятся еще двадцать пять Т-72БЗ из состава двух наших батальонных тактических групп. Дополнительно подступы к нашим позициям простреливает наша противотанковая батарея – два огневых взвода по три «Рапиры», и два огневых взвода по три самоходных ГТГРК «Штурм-С». Кроме этого, также нас поддерживают артиллерийский дивизион нашего полка, укомплектованный восемнадцатью самоходными гаубицами МСТА-С и три легких артиллерийских артполка РККА, по двадцать четыре 76-мм пушки Ф-22 УСВ в каждом. Есть еще зенитный дивизион с «Тунгусками» и ПЗРК, но без вражеской авиации, которая старается не залетать в сферу нашей ответственности, он пока вне игры.
Так вот, промывание мозгов немецкой пехоте начали как раз ЛАПы РККА, открывшие ураганный огонь трехдюймовыми шрапнельными снарядами французского производства, которые были выпущены еще в шестнадцатом году. Такой «гуманитарной помощи» поступившей из Франции в конце первой мировой войны, на складах, оказывается, еще много, это богатство не смогли растратить ни на полях Первой Мировой, ни в Гражданскую, ни на учениях между войнами, ни на испытательных полигонах, когда выковывали артиллерийский меч страны. Правда, штатно срабатывают только три шрапнели из четырех, да и для такой стрельбы нужен особый навык (больше завязанный на интуиции, чем на расчете), но все равно воздействие низких шрапнельных разрывов на бредущие за танками пехотные цепи получилось просто феерическим. Недаром же в первую мировую шрапнельный обстрел назывался «косой смерти». По открыто атакующей пехоте шрапнель действует гораздо эффективнее осколочных снарядов. Дела не портили даже отдельные преждевременные разрывы на высоте и «клевки», то есть разрывы снарядов на грунте из-за запаздывания срабатывания трубки. В бинокль было хорошо видно, как низко вспухающие белые облачка выкашивают густые цепи немецкой пехоты и как тела в фельдграу плотно устилают собой поросшую высокой зеленой травой луговину.
Вражеская артиллерия, конечно же, не стерпела такого избиения своей пехоты, и, по данным звукометрической разведки, попыталась подавить ведущие огонь советские батареи. Осмелели, блин, фуцыны! В ответ, по данным «Зоопарка»*, по позициям германской артиллерии открыл огонь уже наш самоходный гаубичный дивизион и очень быстро добился успеха.
Примечание авторов: * «Зоопарк» – радиолокационная система контрбатарейной борьбы. Засекает точки на местности, откуда вылетают минометные и артиллерийские снаряды, и передает данные на батареи. Про сравнению с звукометрическими системами контрбатарейной борьбы засекает артиллерию противника в несколько раз быстрей и в несколько раз точней.
Тем временем танковая атака тоже была отбита. Напоровшись на обстрел со стороны замаскированных и окопанных советских танков, немецкие танкисты на чешских танках понесли потери и отступили несолоно хлебавши. Наверняка тому, кто послал их в эту атаку, стало ясно, что тут укрепился не батальон и даже не полк, а никак не меньше дивизии, следовательно, парадным маршем через наши боевые порядки не пройти. Но, видимо, у немцев имелся приказ, в котором было написано «любой ценой», потому что они от нас не отстали. До темноты, правда, случилась всего одна атака, но подготовлена она была значительно серьезнее. Покидая лес, германские танки выстраивались клином, как псы-рыцари, и на острие их атаки шли уже не тонкошкурые «чехи», а тяжелые и солидные Т-IV с их фирменными пушками-окурками. Причем на самых уязвимых местах лобовой проекции (фронтовая, блин, самодеятельность) для увеличения защиты имелись наваренные запасные траки. Примерно полсотни «чехов» шли за этим тяжелым тараном во второй линии, вперемешку с рассредоточенными по глубине короткими пехотными цепями. Смотришь, и душа радуется – серьезно люди подошли к делу,
Советская легкая артиллерия открыла по атакующим редкий методический огонь, но принудить пьяную германскую пехоту к отступлению не смогла. У танкистов на Т-26-х дело с атакующими Т-IV тоже не заладилось. Ну не берет сорокопятка немца в усиленную лобовую проекцию, только разве что метров со ста, то есть совсем в упор. И в огневой мешок перед мостом немцы тоже не полезли, видимо, для начала решив подавить сопротивление окопанных танков в излучине речки, чтобы потом не получать снаряды в борт. В принципе, все это было немцами уже многократно отработано, только плотность боевых порядков окопавшихся советских танкистов в разы превышала все им привычное.
Несколько Т-26-х уже горели, пораженные в башню, когда приказ вступить в игру и приструнить негодяев получили «Рапиры» нашей противотанковой батареи. Вот тут у немчиков случился нечаянный шок и трепет, ведь когда крепколобые Т-IV один за другим начинают взрываться, разбрасывая потроха по окрестностям, сразу становится понятно, что за «сюрприз» скрывается за личиной «по-умному» севшей в оборону танковой дивизии РККА. Кстати, к тому времени, когда «Рапиры» открыли огонь, одна немецкая «четверка даже дошла до берега Прони в вершине излучины и попыталась форсировать речку вброд, в результате чего тут же, у самого уреза воды, увязнув по самую башню. В результате остаток боя выродился в беспорядочное отступление атакующих и наши проводы этой подгулявшей компании.
Ночь прошла относительно беспокойно; немцы изо всех сил искали возможность хоть где-то, хоть как-то форсировать речку, чтобы зайти во фланг нашим позициям. Они даже нашли лесную просеку, которая вела к броду километрах в шести-семи выше по течению, и отправили туда моторизованный отряд из нескольких танков и грузовиков с пехотой, а также 150-мм пехотными пушками на буксире, которых у них в каждом пехотном полку было по две штуки. Но генерал Ермаков во избежание негативных нюансов разослал по флангам кавалерийские разъезды в охранение. И вооружены эти кавалеристы были не только шашками и карабинами «Мосина» с ручными гранатами, но и полученными с нашей стороны пулеметами ПК, а также гранатометами РПГ-7Б и «мухами», у которых на складах выходил срок хранения. Короче, немецкий мотобронеотряд, который, как и положено настоящим героям, пошел в обход, на этом обходе напоролся на классическую ночную гранатометную засаду. По крайней мере, грузовик со снарядами для тяжелых пехотных пушек шваркнул очень громко – грохот взрыва был слышен по всей округе.
Больше немцы так не экспериментировали, а с рассветом начали одну длинную лобовую пехотную атаку наших позиций. Видимо, солдат в распоряжении немецкого генерала, который командовал этой бойней, было много, а вот техника уже подзакончилась. Одним словом, немецкие цепи волна за волной упорно пытались преодолеть заколдованное расстояние в два километра от опушки леса до моста; наши их убивали, а они все шли и шли. Наверное, немецкий генерал надеялся, что у нас заклинит перегревшиеся пулеметы или банально кончатся патроны. Но его надежда была тщетной, поскольку время от времени первая линия окопов, в которой сидели бойцы РККА, замолкала, и в дело вступала вторая линия – то есть мы, российские мотострелки. А наши предки у себя в окопах тем временем подносили боеприпасы, а также охлаждали, чистили и смазывали оружие, которому вскоре предстояла новая работа. Время от времени, когда немецкая пехота группировалась для атаки слишком уж внаглую, по опушке леса открывала огонь советская артиллерия. Их немецкие коллеги при этом не возражали, потому что знали, чем это для них кончится.
При этом многие немецкие солдаты, понимая, что при попытке прорваться к мосту через огневой мешок им будет полный полярный лис, пытались форсировать речку у вершины излучины, благо там наши набили множество немецких танков, и была возможность, прячась за их корпусами, почти безопасно подойти к берегу. Но те, кому это удалось, вязли в иле и трясине, как мухи в патоке, и тут же гибли, попадая под пулеметные очереди советских мотострелков, засевших в окопах по ту сторону речки. При этом немецкие танки, по крайней мере, Т-1\/, пытались поддерживать свою пехоту, ведя огонь по нашим позициям от опушки леса, но «Рапиры» быстро прогнали их и оттуда, популярно объяснив, что дальность выстрела бронебойным подкалиберным снарядом у них до пяти километров, и в дуэли с ними лучше не тягаться.