Двойной капкан (Солдаты удачи - 6)
Шрифт:
– Как только они уйдут, передашь: взрывчатка настоящая, семтекс. И сигнал идет на три или четыре спутника связи. Генрих производил проверку, все пашет.
– Иди ты!
– сказал Володя.
– И что теперь будет?
– Увидим.
– Готово, - через несколько минут доложил Садыков.
Генрих снова сел за компьютер, пальцы его заскользили по клавиатуре.
– Другое дело, - наконец сказал он и встал. В руках у него появился уже знакомый мне австрийский "глок". Громыхнули три выстрела. Монитор и процессор разлетелись на куски.
– Есть
– Но этот - самый надежный. Интернет нам больше не понадобится.
– С-сука!
– простонал компьютерщик Володя.
– Тихо!
– приказал я.
– Вы не отдадите мне пусковой блок?
– спросил Рузаев.
– Он вам ни к чему, вы не знаете шифра. В дверях показалась копна белокурых волос.
– Что тут за стрельба?
– спросила Люси.
– Очень кстати, заходи, - пригласил Генрих.
– А вы. Султан, и вы, Азиз, подождите меня в кабинете. Я быстро. А потом мы продолжим.
Рузаев и Садыков вышли.
– О Господи! Компьютер-то зачем разбил?
– изумилась Люси.
– Заткнись!
– приказал Генрих.
– И отвечай быстро. На кого ты работала?
– Геночка!
– еще больше изумилась Люси.
– Да ты посмотри, что у меня в руке!
Мы с компьютерщиком Володей чуть носами не влезли в маленький экран. Но ничего увидеть не смогли - руки Люси закрывала ее спина.
– Медленно положи блок на стол, - жестко приказала Люси.
– И отойди на три шага. Только тут мы увидели в руках Люси ПСМ. Генрих выполнил приказ. В поле обзора камеры оказалась коробочка пускового блока.
– Так и стой. Шевельнешься - стреляю.
– Неужели убьешь?
– спросил Генрих.
– Нет, миленький. Рада бы, но ты нам нужен живым. Прострелю тебе ноги. Обе. Потом мы тебя вылечим, посадим под стеклянный бронированный колпак в Тель-Авиве и будем судить. И весь мир увидит тебя, выродка. А потом мы тебя повесим. Как Эйхмана. И тысячи неотмщенных душ упокоятся в мире.
– Блядь!
– процедил сквозь зубы Генрих.
– Мне пришлось через это пройти. И я знала, на что иду. На пароме, который ты взорвал, была вся моя семья. Вся. Они все погибли. Спаслась одна я. Мне было тогда пятнадцать лет. Но уже тогда я поклялась, что найду тебя. А теперь, гаденыш, я вырву из твоей пасти ядовитый зуб.
Она нацелилась в пусковой блок, и это было ее ошибкой.
Я даже зубами скрипнул и машинально подался вперед.
Но.
Генрих выстрелил через карман. Голова Люси с копной пшеничных волос дернулась назад. Генрих вытащил "глок", прозвучало еще два выстрела. Все было кончено. Генрих сунул пусковой блок в карман и вышел из компьютерной.
Володя выключил монитор, закидал его тряпками, мы поспешно выскочили в коридор и постарались придать своим лицам безразличный вид. И тут на нас наскочил Артист. Кофра Крамера на его плече уже не было.
– Что тут за пальба?
– встревоженно спросил он и потянул дверь директорского кабинета.
– Не ходи туда, - сказал я.
– Почему?
–
– Да.
– Генрих?
– Да.
– Да почему же она... Я же специально... Да я его сейчас голыми руками!
– Отставить!
– приказал я.
– Она работала не для того, чтобы его убить. Для того, чтобы судить его в Тель-Авиве и повесить. Она не сумела этого сделать. Постараемся сделать мы. А теперь исчезни. И не появляйся никому на глаза, пока не приведешь себя в норму. Пойди вниз и смени Боцмана на входе.
Но Артист двинулся не вниз, а в сторону машинного зала. Я не понял зачем, но думать об этом было уже некогда.
– Мы остались без связи, - сказал Володя. Мог бы и не говорить. Из всех неприятностей (если то, что произошло на станции, можно было назвать неприятностями) эта была самая неприятная. В ней только одно было хорошо: автоматически отменялся приказ "Никакой самодеятельности".
Из кабинета директора вышел Рузаев в сопровождении Генриха, Азиза Садыкова и всех трех корреспондентов. В руках у Генриха была коробка с детонаторами и радиовзрывателями, а Азиз тащил сумку с семтексом.
– Пойдемте, Серж, - кивнул мне Генрих.
– Поможете мне. Вы будете подавать мне взрывчатку, я буду устанавливать, а господа корреспонденты фиксировать этот акт для вечности. После чего на сцене останется только главный персонаж - полковник Рузаев.
Через полчаса станция была заминирована. Машинный зал. Центральный щит управления. Главный циркуляционный насос. Система аварийной остановки реактора.
Генрих был совершенно спокоен. Абсолютно спокоен. Он даже пошутил, заметив нерешительность Рузаева, остановившегося перед желто-черным знаком радиационной опасности у входа в "грязную" зону:
– Ну-ну, Султан! От такой дозы у вас ничего не отвалится! А возможно - даже немного подрастет! Продолжим, - объявил Генрих, когда все вернулись в кабинет директора.
– Господа корреспонденты готовы? Предъявляйте, Султан, свой ультиматум!
Дверь в компьютерную была плотно закрыта. Из-под щели по паркету разливалась лужица алой крови.
...Рузаев удобно устроился в кресле директора станции и положил перед собой загодя написанный текст.
– Президенту России, кабинету министров. Государственной Думе. Ультиматум. Я, командующий армией освобождения Ичкерии, выполняя волю Аллаха, волю чеченского народа, волю всех свободолюбивых народов Кавказа, требую...
Я не очень-то вслушивался в слова ультиматума. Мысли мои были заняты совсем другим.
Связь. Нужно было срочно, сверхсрочно сообщить полковнику Голубкову и в Москву о том, что станция превратилась в капкан.
Для всех.
Для России.
Для всего мира.
Для всех.
И выхода не было.
Кроме...
Вряд ли это был выход. Но я был не в том положении, чтобы пренебрегать даже малейшим шансом.
Воспользовавшись тем, что внимание всех присутствующих было приковано к Рузаеву, я незаметно выскользнул в коридор, отошел на лестничную площадку и включил "уоки-токи".