Двойной капкан (Солдаты удачи - 6)
Шрифт:
– У Артиста, - таким же быстрым полушепотом ответил я.
– Вызовите его. И отвлеките Генриха. Хотя бы на пять минут.
Я сунул ему "уоки-токи" и поспешил за Генрихом, Люси и корреспондентами. Закрывая за собой дверь, услышал голос Крамера:
– Артист! Немедленно в кабинет главного инженера!
В коридоре меня поджидал Док. Мы перешли на легкую рысь, подтягиваясь к группе, шествующей под предводительством Генриха.
– Это не замазка, - сообщил мне Док на ходу.
– А что?
– Похоже на пластит.
– Пластит не такой, - возразил я.
– Даже по цвету.
– Это может быть аналог пластита.
– Потом, Док.
– По-твоему, это неважно?
– удивился он.
– Очень важно. Но сейчас есть кое-что поважней.
Я нагнал Генриха и придержал его за рукав:
– Нужно поговорить.
– Не сейчас.
– Нет, сейчас, - твердо сказал я.
Мы как раз миновали душевые. Я завел Генриха в предбанник и плотно прикрыл за собой дверь. Генрих прошел по кабинкам, убеждаясь, что никого нет.
– Говорите, - приказал он.
– Только быстро.
– Я не спрашиваю, почему в нашем оружии оказались боевые патроны.
– Мне некогда было искать холостые.
– Я так и понял. Я спрашиваю о другом: почему боевыми лупит охрана? Мы договаривались, что вы организуете утечку информации о проверочном захвате станции. Вы это сделали?
– Да. Для этого я специально летал в Москву.
– Так в чем же дело?
– Понятия не имею. Возможно, произошла накладка. Сейчас это уже не имеет значения.
– А если они предпримут штурм? Прикажете нам стрелять в воздух? А они будут - по нам? Мы сделали свое дело, Генрих. Станция захвачена. А теперь мы выходим из игры.
– Каким образом?
– Очень просто. Бросаем оружие, разблокируем вход и поднимаем руки. А объясняться с властями придется вам самому.
– Вы этого не сделаете, Серж. И я вам скажу почему. Вы помните газетную шумиху после убийства корреспондента "Совершенно секретно"?
– Да. Вы решили свои проблемы. Только я не понял, с каких пор такие методы считаются цивилизованными.
– Я не убивал корреспондента К. Это сделали вы, Серж.
– Да ну?
– Вот именно. Если со мной что-нибудь случится, в моей квартире произведут обыск. И найдут револьвер "кобальт" с единственным истраченным патроном. Эксперты без труда установят, что корреспондент был убит именно из этого ствола. А отпечатки пальцев на этом стволе - ваши, Серж. Напомнить, как они там появились? В вашем доме в Затопине. Когда вы меня обезоружили. К этому времени корреспондент был уже мертв. А последним брали в руки "кобальт" вы. Но это еще не все. На полу в салоне "Нивы" осталась лежать стодолларовая купюра. Ваш дом обыщут. И найдут сто тысяч долларов. Из тех, что вы получили в качестве аванса. Серия и номер банкноты, обнаруженной в "Ниве", как раз из этого выпуска. Вы получите лет пятнадцать. И никакого алиби у вас нет, хотя ваша жена будет утверждать, что вы провели ночь дома. Убийство совершено в третьем часу ночи. Вы дождались, когда жена уснет, поехали на Московскую кольцевую дорогу, убили и ограбили корреспондента, встречу с которым назначили накануне, и вернулись домой, когда она еще спала.
Ну, сука! Мне даже напрягаться не пришлось, чтобы изобразить свои чувства.
– И вы надеетесь, что это сойдет вам с рук?
– спросил я.
– Не сомневаюсь. И поможете мне в этом вы. У вас просто нет другого выхода. Только один:
Он вышел из душевой и возглавил шествие. Мне ничего не оставалось, как двинуться следом.
Судя по всему, Генрих изучил топографию АЭС не хуже нас, а возможно, и лучше. Он уверенно миновал машинный зал с ревущими турбогенераторами, поднялся по служебному ходу на пульт управления. Здесь нас нагнали Крамер и Артист с кофром Крамера на плече, словно бы он подрядился быть его ассистентом. Крамер незаметно сунул мне в руку "уоки-токи", одновременно я почувствовал, как в карман моей камуфляжки скользнули ключи от сейфа. На мой быстрый вопросительный взгляд Крамер негромко сказал, глядя в сторону:
– Приказ прежний: "Никакой самодеятельности".
Дежурные операторы главного щита управления, в белых халатах и белых докторских шапочках, провожали нашу процессию хмурыми взглядами.
Я чуть поотстал и включил "уоки-токи":
– Муха, я - Пастух. Как слышишь?
– Слышу тебя.
– Ты где?
– В комнате отдыха. Десять мужиков и четырнадцать женщин.
– Обстановка?
– Нормальная. Смотрят по "Тринитрону" попсу. Женщины говорят, что хотят пить и есть.
– Возьми пару мужиков и принесите из кабинета главного инженера. Там должна быть еда, сыр, соки.
– Понял тебя. Я вызвал Боцмана, приказал:
– Спустись вниз. Проверь вход. И тех шестерых, ВОХРу. И будь там, присматривай.
– Ясно, Пастух. Что происходит?
– Пока не знаю. Конец связи.
Еще несколько переходов и железных лестничных маршей, и мы оказались на крыше энергоблока, как раз над машинным залом. Плоская площадка была залита асфальтом, огорожена металлическими перильцами и по периметру обозначена желтыми натриевыми фонарями. Метрах в пятидесяти от площадки, над реакторным блоком, уходили "в белесое небо две белые, с широкими красными полосами вентиляционные трубы. На верхушке каждой из них горели красные предупреждающие огни.
Сверху открывался обширный обзор. Сопки и черные промоины озерных проток на фоне снежного наста на севере, плотная кучка очень уютных огней на юге - поселок Полярные Зори мирно доживал свой воскресный вечер. На окраине поселка прожекторами была подсвечена ажурная вышка местного телецентра и ретранслятора, наверху горел красный фонарь, предупреждая летчиков об опасности.
Я подошел к перильцам ограждения, осторожно глянул вниз и ахнул: все подъезды к энергоблоку были заставлены милицейскими "Жигулями" с мигалками, армейскими грузовиками, а со стороны мурманской дороги подтягивалась пара бронетранспортеров. Гарри Гринблат последовал моему примеру, сказал Вполне по-русски: "Еж твою мать!" - плюхнулся животом на асфальтовую площадку и нацелился вниз объективом камеры. Грохнула автоматная очередь, трассирующие пули прошли в метре от козырька крыши. Гарри чуть высунулся и продолжал съемку. Выплюнул очередь тяжелый пулемет, тоже трассирующими.