Двойной стандарт
Шрифт:
Шар погасил сознание, обессветив его. Оно погрузилось в небытиё, где возможности нет проявиться мысли самой, тьма не искрит.
Но вот в голове зажглась чужеродная мысль, точно во тьме чиркнули спичкой, отыскивая путь к спасению:
– Не бойся! Это Себеё…
– Себеё?! Это… по-японски? – чуть успокоившись, но с недоверием заметалась бледным пикселем мысль Андрея.
– Если не нравится, тогда это сэон «С» двести шестьдесят семь», – заново представился интервент.
– Сэон «С» двести шестьдесят семь?! А что это?! – ещё больше удивился разум Хрусталёва.
–
И тут странное видение заполнило сознание Хрусталёва: он лежит на спине, над ним мощный светильник прямоугольной формы, поделённый внутри ещё на девять секций. Яркий и спокойный свет на тёмном фоне не ослепляет. Прямоугольные секции в светильнике выделяются тусклыми колеблющими линиями. В левом углу – мерцающая пиктография, похожа на силуэт человечка с расставленными конечностями. Вот фигурка резко переместилась в правый угол по диагонали, и снова всё успокоилось и погасло. Опять темно.
Тяжело дышать. Нет, кажется, Андрей просто разучился это делать, ему что-то мешает, сжимая рот и горло. Старается изо всех сил сделать выдох, от усилий надулся и лопнул воздушный пузырь из слюны. Пробует вытереть влагу с губ и со щеки, но рука не слушается, словно нет её, отстегнули. «Ничего страшного, всё знакомо! – успокаивает себя, – Это уже было, операция прошла успешно». Он помнит, он знает, что будет дальше…
Сейчас врач-анестезиолог поможет, он толкнёт его, спросит о самочувствии и соберёт салфеткой со щеки…
Толчок! Он чувствует свою руку, скользящую по лицу, туда, где был пузырь. «Сухо, ничего нет?!»
Очнулся: нет ни врача, ни больницы, ничего не может понять, ощущения прошлого не отпускают его. Лежит на диване в комнате, первая дверь на балкон открыта. Дышит неровно и часто, ощутимы биение сердца и пульсация в висках. Начинает приходить в себя. Дежавю…
Поднялся и сел, облокотившись на спинку дивана. Осмотрелся, – та же светло-серая рубашка с коротким рукавом и фактурными полосами на ткани, те же потёртые синие джинсы. Руки потянулись к голове, непроизвольно приглаживая причёску. По правому уху скользнуло что-то холодное и гладкое. Отдернул руки – на правом запястье браслет…
«Ну вот, уже и глюки… от жары», – появились первые собственные разумные мысли.
Мозг, анализируя сбой сознания, пробежался по закоулкам памяти. Больницу с хирургической операцией отбросил, слишком давно. Задержался на цифрах: «…шестьдесят семь, шестьдесят семь… причём здесь шестьдесят семь? Может семьсот семьдесят семь?!» Тогда это авария, недавно, три месяца назад.
«Чёртова авария! – выругался он, – Сидел бы сейчас у моря и в ус не дул».
Накатили воспоминания о тех цифрах и том дне…
…«Лада» бойко набирала скорость, игриво разбрызгивая влагу весенних луж на встречные машины и на чёрные навалы прессованного снега у обочин и тротуаров. Город, с каждым днём отдаляясь от зимы, расцветал прошлогодним мусором и лоснился от грязи. Но ни серость, ни промозглость уже не могли испортить приподнятое настроение. «Русское радио» пропело «домой» и
Разбитая за зиму дорога не способствовала быстрой езде, но весна окрыляла, и водители старались не замечать ограничивающих знаков на фонарных столбах. По-своему чувствовали весну дэпээсники, деньги у них обрели запах моря и шашлыка, хруст купюр сопровождался напевами Трофимова, а некоторым в их шелесте чудилась иностранная речь. Смешивание городского бюджета со своим не лишало инспекторов избирательности в работе: не всех лихачей тормозили, ориентируясь по номерам, а на штрафы разводились не умеющие грамотно строить диалоги.
Двухразовый пятидневный маршрут стоянка – работа – дом позволил Андрею за полгода выучить все уловки гаишников. Поэтому он не стал чертыхаться вслед грязной «десятке» с номером «семьсот семьдесят семь», окатившей его машину мутной жижей, а лишь промурлыкал: «Ну-ну», зная о стражах порядка за изгибом дороги.
Они не подвели, оказались на месте и как всегда с радаром. Синхронное движение – прибор вниз, полосатая палочка – вверх, и «три семёрки», мигая правым указателем, прижимается к обочине. С грязными потёками на стёклах, но удовлетворённый, Хрусталёв проследовал дальше к перекрестку. Остановившись на красный, полюбовался в зеркало процессом экзекуции.
Ну, так нельзя! Водитель «десятки», не предъявив документов, бросил несколько фраз обладателю формы и резко стартовал, чтобы вновь кого-то обрызгать. На пару с гаишником Андрей испытал разочарование.
Ничего не попишешь – двойной стандарт. Выражение в обиход ввели власти, причём на самом верху и абсолютно по делу. Касается оно в основном международных отношений западной демократии и развивающихся стран. Но в жизни, как и в политике, всюду – двойной стандарт, одним словом: внизу также, как и наверху.
Размышления Андрея прервал сигнал сзади. На светофоре горел зелёный. Включив передачу, помчался догонять колонну. Теперь обогнали справа, конечно, городской поток не терпит пустоты, но зачем уж так-то. «Три семерки» подрезала его на грани «фола» и помчалась дальше.
«Так недолго и въехать куда-нибудь», – только успел подумать Андрей, как раздался скрежет тормозов и глухой звук удара. «Десятка» торчала в задней части «Газели»: «Там же зебра для пешеходов!»
Тихонько объезжая аварию (вот так и зарождаются пробки) с удовлетворением принял ниоткуда взявшуюся инородную мысль: «Семёрки» наконец-то попали в то место, куда и стремились». Травм, судя по осматривающим ущерб водителям, не было. «Ну и, слава богу, а в остальном, так ему и надо, магия трёх семёрок не сработала», – облегчение и эйфория от таких мыслей слегка затуманили мозг, как большой глоток прохладного пива в жару, а вот на душе стало неприятно, словно туда, преодолев тёплый салон автомобиля, прокралась весенняя свежесть.