Двуликий бог. Книга 2

Кайли Мэл

— Передо мной стоит одна из многих, — гадко ухмыльнувшись, произнесла Рагна и покивала головой, точно лишний раз подтверждая и одобряя свои слова. — И отныне никто в пламенном дворце не забудет об этом. Побойтесь громких слов, госпожа моя. Вас, как выяснилось, может заменить любая. Меня — даже при Вас — не сумел заменить никто.

Самообладание отказало мне. Мне показалось, ещё мгновение, и я не сдержусь, удушу негодяйку собственными руками. Напряжённые до боли пальцы тряслись и призывали меня к этому, к счастью, кровь и происхождение взяли верх. Вместо необдуманных поступков, я призвала стражу, велела вышвырнуть девчонку прочь. Рагна не сопротивлялась, молчала, но с губ её не сходила паскудная улыбка.

Она сказала достаточно. Достаточно, чтобы лишить её жизни или обречь на вечное изгнание. Достаточно, чтобы сломить уязвимую госпожу. Стоило дверям захлопнуться, как силы оставили меня. Я упала на мех, чуть смягчивший удар, но всё же приложилась головой об пол. Теряя нить ускользающего сознания, я видела только одно: алое пятно, разраставшееся по светлому платью чуть ниже живота…

Глава 21

Только чудом я сумела сохранить ребёнка в ту ночь. Получившие выговор стражники с завидной расторопностью избавились от Рагны, вернулись на своё место и даже осмелились постучать в двери, чтобы поинтересоваться, не желает ли разгневанная госпожа ещё чего-нибудь, и тем самым заслужить благосклонность. Их изворотливость и спасла положение. Не дождавшись ответа, один из молодых людей осмелился заглянуть в покои, где увидел окровавленную госпожу, лежащую на полу без чувств. Не растерявшись, воины разделились: один бросился за лекарем, другой поднял меня и перенёс в постель. Дальнейшая судьба моего нерождённого ребёнка перешла в руки Хельги — руки умелые и воистину чудодейственные.

Когда я пришла в себя, стояла глубокая ночь, тёмная, густая и непроглядная. Я ощущала всепоглощающую слабость, отчаяние и нежелание жить. Однако я находилась в том положении, когда несла ответственность не только за себя, а потому выбора у меня не оставалось. Одна лишь горечь. Я просила Хельгу оставить меня одну, но взволнованная лекарь не соглашалась, не слушалась приказов и поступала совершенно верно. Я пребывала в таком состоянии, что могла совершить поступок непредсказуемый и необдуманный, возможно даже, роковой. Меня нельзя было предоставлять своим мыслям, потому что отчаяние рождает безрассудство. И мудрая женщина просидела подле моей постели до самого утра.

За прошедшее время я так и не сумела сомкнуть опухших век. Я молчала, но слёзы всё лились и лились из глаз, заставляя их щипать и гореть, обжигая щёки. А когда они закончились, высохли, стало ещё хуже. Я уже не могла выразить боль и обиду и лежала в тупом исступлении, бездумным взором глядя перед собой. Я больше не понимала, кто я такая, кем являюсь в золотом чертоге, что намерена делать дальше. Было холодно. Было страшно и горько. Да, я с горечью осознавала, что без привязанности и покровительства Локи, я ничто в злом пламенном дворце, пустое место, безголосое и немощное. Всю силу и влияние, которыми я располагала, я черпала из любви повелителя. Но она закончилась.

Я пролежала в растерянности и бездействии до первых рассеянных лучей рассвета. Стоило расплывчатой полупрозрачной дымке робких солнечных отблесков коснуться лица, и я неосознанно села в постели, растёрла холодными ладонями бледное заплаканное лицо, переложила на одно плечо спутанные светлые волосы. Наверное, я совершила все эти незатейливые действия скорее по привычке, ведь с первыми лучами Соль я становилась госпожой. Так было всегда. До этого самого дня… А может, что-то ощутила, почувствовала, потому что через несколько минут после этого в покои явился Локи.

В отличие от меня, бог огня выглядел превосходно: часть медно-рыжих прядок собрана на макушке, чтобы удержать распущенные волны курчавых волос, и заплетена в маленькую косичку, подхваченную золотым кольцом, смуглое лицо сияло энергией и силой, глаза горели ярче юрких искр от костра, выразительные губы изогнуты в уверенной и самодовольной

улыбке. Тёмно-алый, как запёкшаяся кровь, шёлк на его плечах оттенял удивительные огненные волосы и редкий цвет глаз, безупречной выделки кожа повторяла очертания длинных сильных ног. Такой гордый, такой привлекательный и такой… Чужой. Хуже всего было то, что он смотрел на меня с прежней нежностью озорного любящего взора. Всё осталось, как прежде. Всё, кроме моего вырванного из груди и растоптанного сердца.

Я не находила в себе сил заговорить с ним, не хотела бы даже видеть его лицо, а потому испытала облегчение, когда лекарь, поклонившись, отвела господина в сторону, ближе к дверям. Некоторое время они что-то обсуждали вполголоса. Говорила по большей части Хельга, бог обмана кивал и лишь время от времени вставлял уточняющий вопрос — я узнавала это по повадкам, снова и снова проклиная себя за то, что не могу отвести от него глаз. Наконец, собеседники замолчали. На несколько минут в покоях повисла тягостная тишина. Затем Локи похлопал женщину по плечу, приблизился к постели и сел рядом со мной. Склонив голову, я не смотрела не него. Тёплые ладони коснулись моего лба, тыльная сторона пальцев ласковым мимолётным движением прошлась по щеке.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он с такой невозмутимой простотой, что я поняла: он ни о чём не догадывается. Или же делает вид, что не догадывается. Я отстранилась, избегая его прикосновения, обратила холодный и пустой взгляд сначала на него, затем на лекаря. Проницательный ас всё понял. — Хельга, оставь нас. Отдохни, мне доложили, что ты провела у госпожи добрую половину ночи.

— Слушаюсь, повелитель, — лекарь ещё раз поклонилась, приоткрыла дверь и вдруг обернулась к нам. — Госпожа моя… Помните о ребёнке. Сильное волнение навредит и Вам, и ему. Прошу, будьте благоразумны, — на миг наши взгляды пересеклись: её — сочувствующий, добрый, материнский — и мой — безразличный, угасший, потерянный. Я слегка кивнула, сжала губы, хотя это было лишним — они больше не дрожали. Мы остались одни. Медленным сдержанным жестом я положила руки на покрывало перед собой, продумывая каждое движение. Мне не хотелось выдавать Локи своё состояние, хотя я ничуть не сомневалась, что мне ничего не удастся от него скрыть, как бы я ни старалась. Он молчал, но я ощущала на себе пронзительный взгляд внимательных золотистых глаз. Понимала, что он ждёт от меня ответа.

— Я хочу, чтобы ты выслал Рагну из своего чертога, — я не подозревала, что мой голос, которого я не узнавала, может быть таким сухим. Он не дрожал, как и губы, как и руки. Всё это осталось в прошлом, растаяло вместе с сумраком ночи. Наступил новый день, а значит, пришло время принимать решения, от которых не скрыться.

— Это ещё зачем понадобилось? — после продолжительного молчания, наконец, спросил Локи. Казалось, он был в равной степени удивлён и темой беседы, и переменой моего тона. Чутко угадывая настроение, супруг не давил на меня: не настаивал, не прикасался, не приближался. Его расслабленная поза и спокойный негромкий голос действовали, словно морок, внушали умиротворение.

— Она забылась и оскорбила меня, — я сплела пальцы, сжала ладони. Почувствовала, как губы против воли искривились от презрения. Не стоило доверять ей. Я сама допустила эту глупую ошибку. Не нужно было сомневаться в первом впечатлении. — Позволила себе сказать такое, что я едва не потеряла твоего ребёнка.

— А твоего? — снова выдержав паузу, уточнил Локи. Я не ответила, отвернулась. Нечто такое проскользнуло в голосе мужа, что резануло по сердцу. И я опять испытала боль, хотя, казалось, совсем уже обессилела и окаменела. — Раз так, разумнее будет вырвать девчонке язык в назидание всем остальным, а работу пусть выполняет. На ней многое держится, а ты сейчас не в том положении, чтобы перетруждаться.