Двуликий бог. Книга 2
Шрифт:
— Госпожа спросила, что случилось с тобой, — вновь лёд и сталь, а не мой голос. Только надменность и презрение, а больше никаких чувств. Никакой жалости или сострадания. Никакого утешения, одна лишь ненависть и безразличие. — А ты двух слов связать не можешь. Господин растлил тебя силой? Ты сопротивлялась, кричала? Вижу, что нет. Ты смалодушничала, испугалась за свою жизнь и подчинилась. Ублажала повелителя, хотя клялась мне в вечной преданности. Какой стыд… — Аста сжалась, опустила голову и зарыдала с новой силой. Алые капли её предательства окропили светлую ткань платья клеймом позора. Ида позади меня стояла, не двигаясь, кажется, даже не дыша, словно и вовсе забыла, как это делается.
— Пощадите, госпожа,
— Тебе жаль?.. — голос мой дрогнул, затем надломился. Мне понадобилось некоторое время, чтобы совладать с собой и найти в себе силы заговорить. — Ты мне нож в спину вонзила, Аста! — ни с того, ни с сего закричала я, сорвавшись. — Я тебе верила, как никому, считала своей сестрой! Ты должна была умереть, но не предать меня! Слышишь?! — не помня себя, я подскочила к ней и схватила за волосы, обратила бескровное лицо на себя. — Ты должна была умереть, а не навлечь такой страшный позор и на себя, и на меня! Вместо того чтобы исполнить свою клятву, ты развлекала Локи! Ублажала моего любимого мужчину, растоптав мои чувства! Клятвопреступница! Предательница! Убирайся! Я не желаю тебя больше видеть! Я не желаю тебя больше видеть никогда! — ощущая, как слёзы сжимают горло, подступают к глазам, кричала я, одну за другой отвешивая замеревшей служанке оплеухи. Аста не сопротивлялась, с равнодушной покорностью принимая удары. Казалось, мои слова окончательно лишили её воли. Она уже даже не плакала — пришёл мой черёд — только покачивалась из стороны в сторону, ведомая движениями госпожи, словно утратила рассудок и сознание.
Не знаю, как Аста, но я в те страшные мгновения совершенно точно утратила рассудок. Возможно, я забила бы служанку до смерти, если бы Ида не пришла в чувство и не оттащила бы меня от новой наложницы бога огня. Я поддалась, потому что ослабела и ничего не разбирала за пеленой слёз, а девушку хлестала по щекам, так как уже не могла остановиться. Не помню, как Аста покинула покои, вывела ли её Ида, или она сумела уйти на своих ногах — для меня это не имело значения. Упав лицом в подушки, я судорожно рыдала, ещё горше, чем рыжеволосая служанка.
Она потеряла невинность или, может быть, честь. Я потеряла ближайшую подругу, любимого аса, свою гордость и положение. Я была унижена и раздавлена поступком Локи ничуть не меньше, нежели несчастная жертва чужих интриг. Боль вспыхнула с новой силой, ослепила, обожгла, проходя через центр живота. Она возвращалась всё чаще, вырывая воздух из груди, становилась всё сильнее, пронзительнее, продолжительнее. С трудом выдохнув, я перевернулась на бок, сжалась, обхватив руками колени и дрожа всем телом. Истерический припадок медленно сходил на нет, оставляя лишь опустошённость и бессилие. Я не справлялась. Очень трудная беременность, появление Гулльвейг в Асгарде, перемены в Локи, измены, предательства, подлость… Я не выдерживала. Сломалась настолько, что не желала ни появления злосчастного ребёнка на свет, ни продолжения своей собственной никчёмной жизни.
Я так и заснула, свернувшись, точно и сама была нерождённым младенцем, уткнувшись щекой в подушку, холодную и мокрую от слёз. Не знаю, сколько мне удалось отдохнуть, на какое время забыться, прежде чем меня вырвал из беспамятства пронзительный
Не иначе как провидение уберегло хрупкую девушку от того, что мне предстояло увидеть. Хотя, признаться, к такому нельзя быть готовой, не имеет значения, сильная ты или слабая, служанка или госпожа. Когда я решительным движением распахнула двери и вышла за пределы покоев, то сразу же столкнулась с молоденькой служанкой, до смерти перепуганной и белой, как снег. Девушка пребывала в таком первозданном ужасе, что, не признав во мне госпожу, бросилась на шею и зарыдала, судорожно обвивая меня руками. Я покачнулась и, верно, упала бы под её весом и сильным порывом, если бы подоспевший стражник не оттащил от меня обезумевшую прислужницу.
Кроме нас троих пока никого ещё не было на площадке второго яруса, выходящей на центральный зал у главных дверей. По лестнице бежал второй стражник. Слышались встревоженные и сонные голоса. Ничего не понимая, я снова взглянула на поражённую девушку, проследила направление, куда она указывала трясущейся рукой — такой тонкой и прозрачной, что, казалось, она принадлежала духу, а не живой служанке. Я подошла к ограждению, выглянула, посмотрела вниз, затем вперёд и по сторонам. Увидев то, отчего ужас поработил бедную девочку, я не сумела закричать. Не сумела даже вздохнуть. Все мои внутренности в тот же миг сжались, скрутились, переплелись, и неимоверным усилием воли мне удалось сдержать резкий сухой позыв тошноты. Бессознательным движением я схватилась за грудь пониже ключиц, сжала кожу пальцами и с трудом вздохнула, точно мне не хватало воздуха, а сердце вот-вот грозило остановиться.
Перекинутая через ограждение верёвка удавкой сжималась на тонкой девичьей шее. Очевидно, спрыгнув со второго яруса вниз, она чуть покачивалась из стороны в сторону, движимая порывами ветерка. А может (и даже скорее всего), ледяным ужасом, затмившим мне глаза, ведь такого сильного ветра не могло разгуляться в золотом чертоге. Мне казалось, я слышу жуткий тихий скрип. Мерный, равнодушный. Казалось, закатившиеся матовые глаза смотрят на меня с укором, хотя они уже не могли иметь никакого осознанного выражения. Руки свисали безвольными плетьми, однако я видела нечто жуткое в этих бескровных белых пальцах, точно пройдёт мгновение, и они дрогнут, пошевелятся и сомкнутся у меня на шее. Всё в её облике казалось бледным, бесцветным, словно все краски покинули несчастную вместе с жизнью. Единственным ярким пятном оставались сбившиеся рыжие пряди волос.
Тело дрогнуло вновь, и на этот раз я не сумела сдержаться. Согнувшись, я распрощалась со всем скромным содержимым своего живота, а затем ещё некоторое время испытывала пустые, но не менее мучительные и отвратительные позывы. Это была Аста. Там, внизу. Аста, моя Аста… Аста, с которой я так жестоко и несправедливо обошлась минувшим вечером, поддавшись горю и отчаянию. Аста, которая подобно мне не выдерживала происходящего кошмара… И не выдержала. Не разгибаясь, я в голос зарыдала. Кто-то поддержал меня, но я ничего не видела перед собой. Столько бед и разочарований обрушилось на меня в короткий срок, что я уже даже не чувствовала боли, а испытывала какое-то отчаянное и беспомощное исступление. Рыдала не потому, что хотела облегчить свои страдания, а потому что сдержаться не могла. Слёзы сами наворачивались на глаза.