Двуявь
Шрифт:
Марк, опомнившись, потянул Надю прочь. Они бежали, пока хватало дыхания; поравнявшись с автобусной остановкой, обессиленно упали на лавку. Перед глазами плыли круги.
– Этого не было, - сказал он то ли себе, то ли ей, - просто не было. Померещилось, ерунда...
Потом его стошнило на асфальт, и он, матерясь от стыда, полоскал рот снегом с газона, отплёвывался, а Надя сидела молча и неподвижно. Красные сполохи отражались в окнах многоэтажки напротив.
Поднявшись, он собрался сказать, что пора идти, и в то же мгновение ощутил подземный толчок - или, скорее даже,
Марк, замерев, прислушался. Удар повторился. Асфальт отчётливо захрустел, через дорогу наискосок метнулась тонкая трещина, и почудилось, что где-то там, в подземелье раздался горестный вздох.
– Сваливаем отсюда.
Они плелись по дороге; события последнего часа прокручивались в памяти, как шизофренический клип. И почему-то снова и снова вспоминался уполовиненный двуглавый орёл на гербе за спиной 'гаранта'.
В очередной раз оглянувшись на зарево, Марк заметил, что оно потускнело. Это было уже не сияние, а только тление, ослабевающее с каждой минутой.
– Ну вот, - сказал он, - скоро всё это кончится.
Над городом завыла сирена.
***
– Да уж, - сказала Римма, - не забудешь при всём желании. До сих пор перед глазами стоит...
А сыщик подумал - почти восемнадцать лет прошло, утекло сквозь пальцы. Такое чувство, что после последнего удара курантов время понеслось с удвоенной скоростью, словно включилась быстрая перемотка. В этом бессмысленном мельтешении растворились друзья, потерялась Надя, растеклись неопрятной лужицей юношеские планы, а вместо них в жизнь впитался подземный яд.
– Мой папаня в те дни домой почти не заглядывал, - продолжала мотоциклистка, которую 'пастила' сделала неожиданно разговорчивой.
– Он, по ходу, сразу просёк, что надеяться не на кого. Всех местных припряг, которые с реальным баблом и со связями.
Марк усмехнулся - термин 'реальное бабло' после Обнуления обрёл совершенно буквальный смысл. Кто-то случайно обнаружил, что наличные доллары, коих в России к тому моменту было как грязи, теперь невозможно физически уничтожить. Даже сожжённые в прах банкноты исправно регенерировали, появляясь из ниоткуда, и Ареал получил платёжное средство, крепче которого в истории ещё не имелось. Куда там золотому стандарту...
– Я дома ревела за компанию с мамой (жизнь, типа, кончена, все дела), а батя, наоборот, аж помолодел, как будто давно о таком мечтал - чтобы не тупо бабки грести, а героически превозмогать пред восхищёнными взорами. Экзистенциалист, блин, со склонностью к нарциссизму, доброволец-многостаночник. В каждую дыру нос совал...
– Никто особо не возражал, насколько могу припомнить.
– Ну ещё бы. У ментов с вояками - своих проблем выше крыши, служебный транспорт не едет, оружие не стреляет. Мэр перед праздниками вообще в Швейцарию умотал - на лыжах кататься. Вот же скотина, а? Завидую чёрной завистью.
– Я слышал - в Австрию.
– Да хоть в Буркина-Фасо - мы-то все тут остались. Хорошо хоть, электричество починили. Отец, помню, объяснял - с гражданской техникой оказалось попроще,
Сыщик кивнул, раздумывая, правильно ли он поступает, слушая этот трёп. С одной стороны, бывали уже примеры, когда подсказки рождались из самого неожиданного контекста - взять хотя бы 'ПлодОвощТорг'. С другой - нельзя ли как-нибудь ускорить процесс? Задать, к примеру, наводящий вопрос, вернуть разговор к пропавшему амулету? Пожалуй, нет - такая прямолинейность только повредит делу, спугнёт благожелательную случайность.
– В общем, - сказала Римма, - я постепенно кое-как примирилась, перестала беситься. Но решила, что нужен такой оазис, где про Ноль ничто не напоминает. Где время законсервировалось. Ну и вот.
Она обвела рукой помещение, и Марк сообразил:
– Поэтому - клуб 'Консервы'? Это ты название придумала?
– Да. Клуб фактически мой - отец только денег дал, а сам ни во что не вмешивался. И интерьер я подбирала, и персонал.
– А гости? Люди твоего бати не заходят по стаканчику пропустить?
– Это ты к чему?
– Да вот думаю, как бы киллер случайно не заглянул.
– Не переживай, - она подмигнула, - если и заглянет, то прямо здесь валить не будет. Папахен знает - тогда я совсем обижусь.
– А, то есть вальнут уже за порогом? Ты меня обнадёжила. И, кстати, про твоего отца. Раз ты на него ещё не 'совсем обиделась', то, может, тогда и 'совсем помиришься'? Плюнула бы на этот ваш амулет и жила спокойно. Чего тебе не хватает?
Мотоциклистка повернулась к нему и некоторое время разглядывала в упор, потом произнесла ровным голосом:
– Даже и не надейся, сыщик. Не всё так просто. Или ты думаешь, у нас тут - как в мексиканской драме? Папа с дочкой поплачут, кинутся друг другу в объятия, и всё будет зашибись?
– Ну, а вдруг? Чем не вариант?
Римма зло рассмеялась. Ей, похоже, давно уже хотелось высказать накипевшее, но откровенничать было не с кем - слишком опасная и скользкая тема. Марк же, принёсший клятву неразглашения, подвернулся как нельзя кстати.
– Помнишь, я говорила, что мой папаша - непотопляемый? Так и есть, но только до тех пор, пока он сам не пожелает утопнуть. А всё к тому и идёт. Предмет, который ты ищешь, не просто исчез из дома - он перестал работать, я это чувствую! И не верю, что это кража, иначе все были бы уже в курсе, и на нас бы наехали по полной программе! Но прошло больше месяца - и ни одного наезда, ни единой предъявы. Внешне - всё гладко, дела идут...
– Так в чем проблема тогда?
– В том, что эта гладкость - только инерция! Ещё немного - и всё посыплется, но отец ничего не предпринимает. Он сложил лапки и готов умиротворённо пойти ко дну. Ладно, его выбор, как говорится, только меня тянуть за собой не надо! Я ещё побарахтаюсь! Понял, сыщик?
– А почему он, как ты выражаешься, сложил лапки?
– Вот сходи к нему и спроси - может, тебе расскажет. До объяснений с дочерью он как-то не снизошёл...
Она отвернулась и присосалась к пивной бутылке. Марк поднялся и сказал: