Двуявь

Прягин Владимир

– Значит, картины той жизни вас увлекают? Несмотря на некую мрачность?

– Ну, это вроде как научное любопытство. Я же историк.

– Понимаю. И сны появились только сейчас?

– Ну да, в эти дни. Вернее, первый намёк - ещё в сентябре, когда нам задали эссе в универе. Но в тот раз ничего почти не запомнилось - только общие контуры.

– В сентябре - то есть вскоре после того, как ваш дед отправился в рейс?

Юра почувствовал раздражение:

– Виталий Фёдорович, давайте без этих психологических подковырок. Ну да, я жил с дедом после того, как родители погибли в аварии. Он

в эти годы работал на космодроме, не улетал с Земли. А тут я школу закончил, и его пригласили в рейс. Он сначала отказывался, но я ему сказал - соглашайся. Я уже не ребёнок, чтобы за мной присматривать. И если вы собираетесь выстроить на этом теорию...

– Простите, Юрий, но я всего лишь уточнил время, когда у вас появились странные сны. Эту нужно для дела.

Самохин ещё с полминуты сопел, взъерошившись, но всё же взял себя в руки:

– Ладно. В общем, сны стали чётче, когда на ладони появилась отметина. А снотворное их убило - забористая штука.

– Да, таблетки, грубо выражаясь, усиленные. Вне Земли кошмарные сны - не редкость, такие препараты нужны. Но давайте вернёмся к нашей проблеме. Вы ищете способ, чтобы лучше запомнить картины из зазеркалья. Так?

– И чтобы я проснуться успел, пока 'химеры' меня не сгрызли. Можете помочь?

– Постараюсь. Вы правильно рассудили, что во сне пригодится 'якорь', но, по-моему, нет нужды что-то изобретать специально. Ведь знак, который, в каком-то смысле, соединяет сон с явью, уже закреплён у вас на ладони. Сосредоточьтесь на нём, когда будете засыпать, а потом постарайтесь взглянуть на него ещё раз, как только окажетесь по ту сторону.

– Гм, пожалуй, звучит логично. Но как-то слишком уж просто.

– А сила - она всегда в простоте, - улыбнулся психолог всё так же бледно.
– Когда будете готовы, попробуем.

– Давайте прямо сейчас, не хочу тянуть.

– Тоже правильно. Тогда занимайте место.

Самохин лёг на кушетку. Над изголовьем был закреплён прибор - нечто вроде массивного монитора на поворотном кронштейне. Виталий Фёдорович, пробежавшись пальцами по сенсорной панели, сказал:

– Я буду контролировать сон, чтобы вас вовремя разбудить.

Он повернул к студенту экран, на котором появилось изображение - красный круг со скрещёнными клинками. Та самая фотография со скалы.

– Слушайте мой голос, Юрий. Вы засыпаете.

ГЛАВА 8. КОНСЕРВЫ

Марк проснулся.

В комнате было полутемно - дом стоял у кромки пригородного леса; худосочные грабы, ёжась, тянули к окнам свои озябшие пальцы. Сырость, настоянная на прелой листве, просачивалась в щели над подоконником.

Он осторожно выбрался из постели. Голова ожидаемо закружилась, но это была сущая ерунда по сравнению с предыдущими сутками, когда комнатёнка раскачивалась, как судовая каюта в шторм, стены таяли, обнажая изнанку мира, и с той стороны подступали тени. Марк отворачивался, не желая их видеть, но они терпеливо ждали у изголовья. Иногда он, не выдержав, оглядывался на них - и не мог толком рассмотреть, потому что вокруг дрожало пыльное марево, подсвеченное тошнотворным багрянцем. Он зажмуривался, утыкался лицом в подушку и час за

часом лежал, вцепившись в диван, словно утопающий - в обломок разбитой мачты. Сон наваливался, но вместо облегчения приносил очередное облако пыли...

И вот теперь всё это наконец прекратилось.

Пол под ногами обрёл восхитительную устойчивость, а мебель уже не грозила перевернуться - два раскладных дивана, трюмо, потёртое кресло и циклопический ископаемый шифоньер, занимавший почти полкомнаты. На окнах - занавески из тюля и коричневатые шторы; и те, и другие раздёрнуты по углам в попытке нацедить с улицы ещё хоть немного света.

Эля, кажется, говорила, что ради экономии снимает однушку вдвоём с подругой, но та недавно обзавелась перспективным хахалем и дома появляется редко. Что ж, огромное ей за это человеческое спасибо.

Неожиданно зачесалась ладонь, и он машинально поглядел на неё. Круг с крестом, нарисованный ручкой несколько дней назад в качестве 'шпаргалки', уже совершенно стёрся, и всё равно возникло странное чувство, что знак - пусть даже незримо - до сих пор остался на коже; надо лишь внимательно присмотреться, и из памяти всплывёт нечто важное...

На кухне лязгнула сковородка, что-то зашипело призывно. Марк уловил чарующий мясной аромат и тут же забыл о каракулях на ладони. Давясь слюной, торопливо натянул джинсы, валявшиеся на кресле. Рубаха, правда, куда-то запропастилась; он даже заглянул под диван, но там обнаружилась лишь опорожненная водочная бутылка - одна из тех, что он притащил с собой.

Запах между тем дразнил всё сильнее. Поколебавшись, сыщик решил, что голое брюхо предпочтительнее пустого, махнул рукой и пошёл на кухню. Собственно, идти было всего ничего - три шага через лилипутскую прихожую-коридорчик.

Эля в шортах и маечке возилась у плиты - переворачивала котлеты. Заслышав его приближение, оглянулась, и на её лице отразилась нечто вроде радостного испуга. Сейчас, без косметики, она смотрелась чуть симпатичнее - не то чтобы превратилась в царевну-лебедь, но уже меньше напоминала бабу-ягу.

– Привет, - он опустился на стул.

– Привет, а я вот...
– она смутилась, будто её застали за чем-то малоприличным.
– Обедать будешь?

– Не откажусь. Ты сегодня не на работе?

– Сегодня выходной, воскресенье.

'Нехило', - подумал сыщик. Смешение ядов, похоже, аукнулось по полной программе - 'отскок' затянулся аж на три дня. И в памяти ничего почти не осталось, кроме проклятой пыли.

– Я тебя не сильно напряг? Не буйствовал?

– Н-нет, только стонал и бормотал постоянно. Я не поняла ничего - про клинки какие-то, про консервы. И, кажется, что-то про Марс ещё...

Он задумался. Пожалуй, в багряно-пыльном бреду и правда было нечто инопланетное, даже просматривались фигуры в скафандрах. Видимо, так его отравленный мозг пытался упорядочить глюки. Не надо, мол, удивляться, что в этот раз тени такие странные - просто они на Марсе. В отпуск полетели, ага...

– А сегодня, - продолжала она, - ты ночью затих совсем и задышал спокойно, ну я и решила - выздоровел. Сходила утром на рынок, мяса купила...

– Я тебе денег дам.

– Ты и так уже дал, в самый первый день. Сто баксов целой бумажкой - я разменяла, сдача осталась, принесу сейчас...