Дядя самых честных правил 6
Шрифт:
— Но…
— Всё что нужно: задания и книги — я выдам. Будешь регулярно приезжать и разбирать накопившиеся вопросы. Кстати, у тебя же под рукой будет наш телеграф, — я улыбнулся, — освоишь мою азбуку и хоть каждый день спрашивай.
Рыжая кивнула и тяжело вздохнула.
— Грустно от вас уезжать, Константин Платонович. От Тани, от Марьи Алексевны, от Настасьи Филипповны, от Дмитрия Ивановича… А может, ну его, это Павлово, Константин Платонович? Будем с Петей у вас жить, в Злобино. Вы же нас не выгоните?
— Сашка, Сашка, — я покачал головой, — нельзя отменить взросление. Тебе пора вставать на крыло, чтобы
— Таню вы не выгоняете, — с лёгкой обидой буркнула Сашка.
— Если ты не заметила, она сейчас не в Злобино. У неё свой путь, даже сложнее твоего.
Несколько минут рыжая молчала, а потом спросила:
— А потом, Константин Платонович?
— Что потом?
— Потом я смогу к вам вернуться?
— Если захочешь. Взрослый маг сам решает, как ему строить свою жизнь.
Сашка кивнула и больше эту тему не поднимала. Посидев четверть часа молча, она принялась донимать Боброва расспросами про его родню, но в их разговор я не вмешивался и даже не слушал, занятый своими мыслями.
В Рязани мы сделали остановку на ночь.
— Здесь есть неплохая гостиница, — сказал Бобров на подъезде к городу, — а к моим утром поедем.
Я только пожал плечами. Да хоть завтра, хоть сегодня, мне всё равно. Надеюсь, этот визит долго не затянется, и мы через пару-тройку дней поедем обратно.
— Денёк побудем, — Бобров будто прочитал мои мысли, — переночуем и двинем домой. Столько дел ещё, да и родителей не хочу утруждать.
Мне показалось, что он вообще не хочет туда ехать и старается как можно быстрее сбежать из отчего дома. Неужели такие плохие отношения с родителями? Или его кто-то другой из родни раздражает?
Гостиница оказалась сносной. По крайней мере постельное бельё было чистым, а клопов и другой живности не наблюдалось. Но вот кормили здесь хуже некуда! То, что не подгорело, было наполовину сырым, остальное разваренным, а запах отбивал всякий аппетит. Даже обычная яичница получилась как подмётка сапога. Мне захотелось пойти на кухню и посмотреть на горе-повара, готовившего настолько ужасно. Это или бывший палач, выгнанный за излишнюю жестокость, или какая-нибудь нечисть, отпущенная из преисподней в отпуск. Потому что нормальный человек не может настолько отвратительно стряпать! Возьму это чудовище за…
— Константин Платонович, — Сашка вздрогнула, увидев моё лицо, и схватила меня за руку, не давая встать, — не стоит из-за плохого завтрака сжигать гостиницу. Могут пострадать ни в чём не повинные люди.
— Костя, это единственная гостиница в городе. Пожалей проезжающих, им придётся спать в какой-нибудь лачуге.
— Зато их не отравят.
— Лучше едем к моим, там нормально покормят. Честное слово, повар моего отца месье Люсьен очень неплохо готовит!
Я дал себя уговорить не устраивать показательную порку горе-кулинару, но наотрез отказался платить за завтрак. Хозяин гостиницы пытался что-то возражать, но я пригрозил, что заставлю его лично съесть всё, чем пытался нас накормить. Тот посмотрел мне в глаза, понял, что я не шучу, и принялся кланяться с извинениями.
— Костя, обещаю: приедем в Рыбное и нормально поедим.
— Куда приедем?
— Рыбное. Село, в
На выходе из обеденного зала гостиницы я обернулся. Единственный оставшийся там посетитель, бородатый купец средней руки, с шумом и чавканьем наворачивал из тарелки нечто неаппетитное. Это же надо так оголодать, чтобы добровольно здесь завтракать! Я пожелал ему выжить после такого подвига и пошёл грузиться в дормез.
Рыбное оказалось большим селом с церковью на берегу реки Вожа. Господская усадьба располагалась чуть в стороне, на небольшом пригорке. Здоровенный особняк, свежепокрашенный, но без архитектурных излишеств. Даже флюгер на крыше был сугубо функциональный — простой треугольник из жести, скрипящий на ветру. Подъездная дорожка была посыпана рыжим песком, а каменные бордюры побелены известью. Мне показалось, что дом больше смахивает на казарму, а не на родовое дворянское гнездо.
— Вот, здесь я родился, — вздохнул Бобров, глядя в окно дормеза на приближающийся особняк, — и вырос.
— Что-то ты не особенно рад видеть отчий дом.
Бобров пожал плечами.
— Я, в некотором роде, разочарование семьи. Разгильдяй и никудышник, на которого махнули рукой.
Сашка неодобрительно хмыкнула. Судя по тому, как рыжая прищурилась, любые нападки на будущего супруга она считала личным оскорблением. Я поймал её взгляд и сделал знак, чтобы вела себя потише. Никаких скандалов и разборок нам не надо — приехали, тихо получили благословение и уехали. В ответ Сашка закатила глаза и тихо фыркнула. Молчать её не мог заставить даже собственный родитель.
— Ну вот и приехали!
Не дожидаясь, пока дормез полностью остановится, Бобров распахнул дверцу и соскочил на землю.
— Дом, милый дом, — усмехнулся он чуть слышно, — как давно я здесь не был.
Пока Бобров помогал выйти из экипажа Сашке, от особняка к нам подбежал седой лакей.
— Пётр Данилович! — он схватил руку Боброва и поцеловал со слезами на глазах. — Сколько лет вы домой не приезжали! Матушка ваша всё вспоминали вас, печалились.
— Я тоже рад видеть тебя, Прохор. — Бобров похлопал старика по плечу. — Как отец?
— Всё так же, Пётр Данилович, всё так же. В делах, в заботах, о семье печётся.
— Понятно. Ну что же, Прохор, доложи о нашем приезде.
— Конечно-конечно, Пётр Данилович, прошу вас.
Лакей с поклонами завёл нас в дом и проводил в гостиную.
— Сейчас, Пётр Данилович, немедленно доложу о вашем приезде.
Обстановка в доме претендовала на элегантность, подражая тому, что я видел в Петербурге, с капелькой провинциальной безвкусицы. Но если у тех же Лариных было беднее, но чувствовалась домашняя атмосфера и уют, то здесь на меня повеяло холодностью и болезненной любовью к чистоте.
Дверь в гостиную распахнулась, и решительным шагом вошёл худощавый мужчина. Одежда на нём больше напоминала военный мундир, а лицо было жёстким и надменным. Он стремительно подошёл к Боброву и ледяным тоном заявил:
— Не ожидал, что ты всё-таки приедешь, Пётр. Я, кажется, ясно выразился — никакой женитьбы, пока твои братья ходят холостыми. Или ты не читал мои письма?
— Отец, — Бобров кашлянул, — разреши представить тебе моего покровителя Константина Платоновича Урусова и мою невесту Александру Петровну Добрятникову.