Дядя Сайлас. В зеркале отуманенном
Шрифт:
— Свет фиалковых глаз.
Любовь, пускай она и не в полном смысле вероисповеданье (вопреки тому, что объявил оракул), несомненно, сравнима с суеверием. Как будоражит она фантазию, как усыпляет рассудок; какими доверчивыми мы делаемся, поклоняясь любви!
Относись эти прорицания к постороннему, я бы лишь от души посмеялся. Но речь шла обо мне, и слова оракула произвели на меня сильнейшее впечатление. Страсть моя разгоралась, я сделался как безумный.
Исполнитель замечательной шутки — если это была шутка — махнул палочкою в мою сторону, ясно дав понять, что разговор окончен; возвращаясь в круг зрителей, я все не мог оторвать взгляд от китайцев: они теперь казались окруженными ореолом тайны.
Предводитель стукнул палочкою оземь и провозгласил:
— Великий Конфу умолк на час.
Тотчас же носильщики высвободили где-то на верху паланкина бамбуковые шторы, упавшие с резким стуком, и закрепили их снизу. Затем чернобородый, в высокой феске и с черною палочкою, принялся проделывать какие-то движения, напоминавшие пляску дервиша. Вскоре к нему присоединились двое с золотыми палочками и, наконец, четверо носильщиков, которые образовали внешний круг; танцоры торжественным хороводом обходили паланкин, пляска их мало-помалу убыстрялась, извивы тел делались все более странными, неожиданными, исступленными; стремительность танца все возрастала, покуда они не замелькали мельничным колесом, — тогда, среди общего рукоплескания и изумления, странные эти актеры смешались с толпой и спектакль, во всяком случае на время, завершился.
Маркиз д’Армонвиль стоял неподалеку и задумчиво глядел в пол. Когда я приблизился, он сказал:
— Граф ушел искать свою жену. Жаль, что она не говорила с пророком: забавно было бы понаблюдать при этом за графом. Пойдемте, пожалуй, и мы — я попросил его представить вас графине.
С бьющимся сердцем последовал я за маркизом д’Армонвилем.
Глава XIV
Мадемуазель де Лавальер
Мы с маркизом переходили из гостиной в гостиную, однако разыскать графа в такой толчее было не так-то просто.
— Оставайтесь здесь, — сказал наконец маркиз. — Я придумал, как его лучше найти. Возможно, ревность подсказывает графу, что знакомить вас с женою не в его интересах. Думаю, одному мне легче будет его уговорить — вы ведь, кажется, очень хотите, чтобы вас представили.
Разговор этот происходил в комнате, которая ныне именуется «Salon d’Apollon» [175] , мне запомнились стены, увешанные картинами. И моему приключению в тот вечер суждено было случиться именно здесь.
175
«Аполлонова гостиная» ( фр.).
Я присел на диван с золоченою спинкою и огляделся. На просторном сиденье расположились, кроме меня, еще трое или четверо; все очень оживленно беседовали между собой. Все — кроме одной дамы, сидевшей подле меня: нас разделяло не более двух футов. Дама, по-видимому, погружена была в задумчивость; ее поза казалась воплощением изящества. Костюм в точности повторял одеяние мадемуазель де Лавальер с известного портрета Коллиньяна {167} , отличавшееся, как вы помните, не только роскошью, но и элегантностью. Волосы были напудрены, но под пудрою угадывался их собственный темно-каштановый цвет. Из-под подола выглядывала маленькая ножка, рука же покоряла изяществом и благородством формы.
167
…мадемуазель де Лавальер с известного портрета Коллиньяна… —
Дама, к моей досаде, ни разу не сняла маску, тогда как многие подолгу держали свои маски в руках.
Я был уверен, что она хороша собою. Пользуясь преимуществом маскарада — особого мира, в котором позволительно все и разве по голосу да по случайным намекам отличишь друга от врага, — я заговорил.
— Мадемуазель, меня трудно обмануть, — начал я.
— Тем лучше для вас, месье, — спокойно отвечала маска.
— Я хочу сказать, мадемуазель, — продолжал я, решившись прибегнуть к невинной хитрости, — что скрыть красоту не так-то легко, как вы думаете.
— Вы необыкновенно проницательны, месье, — все так же мило и беспечно заметила она.
— Под костюмом мадемуазель де Лавальер я угадываю формы, совершенством превосходящие оригинал; я подымаю взор выше, вижу лишь таинственную маску — и все же, мадемуазель, возможно ли вас с кем-то спутать? О нет! Красота, как драгоценный камень из сказок Шахерезады: как ни укрывай, как ни прячь, а все ж сияние выдаст его.
— Я знаю эту сказку, месье, — отвечала молодая особа. — Сияние действительно выдало камень, но не на солнце, а в темноте {168} . Так неужто в дворцовых комнатах так мало света, месье, что вам ярок и простенький светлячок? Я-то думала, что стоит появиться некой графине — и все кругом меркнет в ее лучах.
168
…как драгоценный камень из сказок Шахерезады… Сияние… выдало камень, но не на солнце, а в темноте. — Речь идет об одной из самых поэтичных сказок цикла «Тысяча и одна ночь», в которой рассказывается о камне дивной красоты, обладающем магической силой.
Я оказался в весьма щекотливом положении. Как ответить? Дама эта, возможно, просто опасная шутница, каких немало найдется в любом обществе, но, может быть, и близкая подруга графини де Сент-Алир? Посему я осторожно осведомился:
— Какая графиня?
— Если вы знаете меня, то должны знать и мою лучшую подругу. Ведь она прекрасна, правда?
— Не знаю, право, как ответить; графинь так много…
— Всем, кто знаком со мною, известна и моя самая любимая подруга… Или, может быть, вы меня вовсе и не знаете?
— Вы ставите меня в тупик, мадемуазель. Ужели я мог обознаться?
— А скажите, с кем вы только что говорили? — спросила она.
— С одним человеком, с другом, — ответил я.
— Понятно, что с другом; но мне почудилось, что я знаю его, и я хотела бы в этом убедиться. Это был некий маркиз?
И снова ее вопрос меня смутил.
— Ах, здесь так много людей, с одним поговоришь, с другим, да и…
— Да и увильнешь от ответа на самый простой вопрос. Но знайте же раз и навсегда: ничто так не отвращает человека прямого, как подозрительность. Вы, месье, мне не доверяете — что ж, и я буду относиться к вам соответственно.
— Мадемуазель, я заслужил бы презрение куда большее, когда бы нарушил данное другу слово.
— Да ведь вам все равно не удалось меня обмануть, вы всего лишь подражаете дипломатии своего друга. Ненавижу дипломатию: она годится разве для трусов и обманщиков. А вам не приходило в голову, месье, что я просто могу знать этого господина, с крестиком из белой тесемочки? Я прекрасно знаю маркиза д’Армонвиля. Как видите, вы напрасно себя утруждали.
— Не могу ни подтвердить, ни отрицать вашу догадку.