Дядя Сайлас. В зеркале отуманенном
Шрифт:
— Этого и не требуется. Но зачем было унижать женщину?
— Что вы говорите, мадемуазель! Я никогда бы себе этого не позволил!
— Вы притворились, будто узнали меня, — а это ложь. Не то из прихоти, не то от равнодушия, вы разговаривали со мною так, словно перед вами не живой человек, а всего лишь костюм! Наговорили мне комплиментов и тут же сделали вид, что обознались. Ну что ж! Верно, в мире не осталось уж честности и прямоты.
— Право, мадемуазель, вы составили обо мне превратное представление.
— Вы обо мне тоже: я оказалась не столь глупа, как вы ожидали. Я прекрасно
— Кого же? — потребовал я.
— Скажу, но с одним условием.
— Что за условие?
— Вы признаетесь, если я окажусь права.
— Вы ко мне несправедливы, — возразил я. — Я никак не могу признать, что намеревался говорить с какой бы то ни было дамою в тоне, который вы сейчас описали.
— Что ж, на этом я не настаиваю; но только, когда я назову даму, вы обязаны подтвердить, что я права.
— И я непременно должен вам это обещать?
— Разумеется, нет; вас никто не принуждает. Но лишь на таком условии я согласна продолжать разговор.
С минуту я колебался; но откуда ей знать? Вряд ли графиня успела поведать кому-то о своей тайне; к тому же маске в костюме Лавальер никак не может быть известно, кто сидит рядом с нею, кто скрывается под черным домино с красным крестом на груди.
— Согласен, — сказал я. — Обещаю.
— Но вы должны дать слово чести.
— Хорошо. Даю вам честное слово.
— Ну что же, тогда эта дама — графиня де Сент-Алир.
Я был несказанно удивлен и смущен, но, памятуя мое обещание, сказал:
— Должен признать, я действительно надеялся, что нынче вечером меня представят графине де Сент-Алир. Но могу вам также дать самое честное слово, что графиня ни в малейшей степени не подозревает, что я ищу знакомства с нею. Более того, она, по всей вероятности, вовсе не помнит о моем существовании. Я имел однажды счастье оказать ей и графу маленькую услугу, но, боюсь, слишком пустячную; графиня не стала бы вспоминать о ней долее одного часа.
— Мир не так неблагодарен, как вы полагаете. Да хотя бы он и был таковым, все же есть сердца, которые искупают этот грех. За графиню де Сент-Алир я отвечаю как за себя: она никогда не забывает доброты. Правда, она не всегда может открыть свои чувства, ведь она несчастлива.
— Несчастлива! Так я и предполагал! Что же до остального… Вы польстили мне, великодушно желая утешить, но надеяться на действительное внимание графини я не смею.
— Месье, если я говорю, что я подруга графини, то, стало быть, немного знаю об ее натуре; мы доверяем друг другу и кое-какие секреты — мне, быть может, известно больше, чем вы думаете. Например, об одной пустячной услуге, память о которой, по-вашему, должна быть столь недолговечной.
Разговор занимал меня все более. Как все молодые люди, я был готов к шальному риску, и мысль о том, что преследование замужней дамы само по себе неприлично и отвратительно, меня вовсе не тревожила; к тому же задето было мое самолюбие и взбудоражены страсти — непременный двигатель подобных романов. Образ прекрасной графини совершенно вытеснил в моем сердце красавицу Лавальер, вернее — ее двойника, сидевшего
— Вы говорите, что графиня несчастлива, — сказал я. — Какие же тому причины?
— Причин немало. Муж ее ревнивый и деспотичный старик. Разве одного этого не довольно? Но даже когда она избавлена от его общества — ее гнетет тоска и одиночество.
— А вы? Разве вы с нею не подруги? — возразил я.
— Думаете, подруги достаточно? — отвечала она. — Ей ведь некому больше открыть свое сердце.
— Так не найдется ли в этом сердце уголка и для друга?
— Спросите ее сами!
— Но как это сделать?
— Графиня вам подскажет.
— Как?
Она отвечала вопросом на вопрос:
— Вы остановились в Версале?
— Нет. В версальских гостиницах мест не было, и я нанял комнату в «Летящем драконе», что стоит на краю парка Шато де ла Карк.
— Это даже лучше. Я не спрашиваю, достанет ли у вас мужества пойти на риск. Я также не спрашиваю, порядочный ли вы человек: я знаю, что всякая дама может довериться вам не страшась. На свете так мало мужчин, которым можно назначить встречу для беседы, не рискуя при этом своей репутацией! Вы найдете графиню в два часа ночи в парке Шато де ла Карк. Какую комнату вам отвели в «Летящем драконе»?
Я был крайне удивлен смелостью этой девушки. Не водит ли она меня, что называется, за нос?
— Какую комнату?.. Попробую описать, — сказал я. — Окно ее выходит на задний фасад, крайнее справа на втором этаже.
— Прекрасно. Так вот, выглянув хоть единожды из окна, вы увидели внизу парк и в нем наверняка заметили купы лип и каштанов. Они растут очень тесно и образуют вместе маленькую рощицу. Вам надобно вернуться в «Летящий дракон», переодеться и, сохраняя в строжайшей тайне цель вашей ночной прогулки, выйти из гостиницы. Незаметно перебравшись через стену парка, вы сразу же попадете в рощицу, о которой я говорила; там вы найдете графиню. Она, всецело полагаясь на вашу почтительность, уделит вам несколько минут для беседы и в немногих словах объяснит многое, о чем мне здесь говорить не пристало.
Не берусь передать, с какими чувствами выслушал я эти слова. Изумленной радости моей не было границ. Она, однако, тут же сменилась сомнением.
— Мадемуазель, когда бы я мог допустить, что столь великое счастье и впрямь будет мне даровано, я благодарил бы вас после всю жизнь. Но как смею я поверить, что вами движет не одно лишь великодушие и сочувствие и графиня де Сент-Алир на самом деле удостоит меня такой чести?
— Месье, вы либо не хотите верить, что мне действительно поручена тайна, коей до сих пор нераздельно владели лишь вы с графинею, либо вам кажется, что это жестокий розыгрыш. Ну, как уверить вас?.. Клянусь трепетом прощального шепота, клянусь именем подруги, что приколола к моей груди этот цветок. — Девушка бережно приподняла пальцем бутон белой розы, кивавший из ее бутоньерки. — Клянусь, она доверилась мне! Клянусь моею доброю звездой и ее доброю… Нет, лучше прекрасною звездой! Что, довольно?