Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев)
Шрифт:
Я чуть не завопил во все горло, но, хоть и с трудом, взял себя в руки и прерывающимся голосом сказал:
– Я принял решение… покончить с собой!
Асадолла-мирза посмотрел на меня, улыбнулся:
– Ах, какой молодец, это тоже прекрасно. Ладно, а когда же, помоги тебе бог?
– Я серьезно, дядя Асадолла!
– Моменто, моменто, полегче, значит, путь выбираешь… Человек всегда ищет, что попроще… Для многих перекочевать к праотцам легче, чем отправиться в Сан-Франциско… Что ж, такова человеческая натура. Если ты обанкротился, если, по словам сардара, сила
– Дядя Асадолла, перед вами человек, принявший твердое решение. Не надо шутить.
– Ну хорошо, а способ ты тоже выбрал?
– Пока нет, но какой-нибудь найду.
– Загляни вечерком ко мне, я тебе подберу что-нибудь повернее и без боли.
Потом с мрачным и серьезным видом он добавил:
– Прости тебя господь! Ты был парень неплохой. Пусть на твоем могильном камне начертают: «Добрые люди мира сего иль те, что родятся после того! Тот, кто во прахе почил, это я, кто в Сан-Франциско не был, бедный я! Пусть этот мир будет добрым для вас, путь в Сан-Франциско откроет для вас!»
В это время раздался голос доктора Насера оль-Хокама:
– Как только машина придет, будем переносить… Этот укол немного привел его в себя, но случай такой, что нужно принимать капитальные меры.
Через несколько минут сообщили, что такси ждет у ворот. По указанию доктора принесли походную кровать. Дядюшку осторожно уложили на нее. Маш-Касем и двое других слуг подняли эти импровизированные носилки.
Таким способом дядюшку доставили к воротам сада. Когда носилки опустили на землю, чтобы снять с них больного и перенести его в машину, он вдруг открыл глаза и начал дико озираться, а потом еле слышно произнес:
– Где я?… Что случилось? Куда меня несут?
Дядя Полковник, стоявший ближе всех, ответил:
– Братец, у вас сердечный приступ. Доктор сказал, чтобы мы отвезли вас в больницу.
– В больницу? Меня в больницу?
– Жить вам не тужить, жить вам не тужить, ничего серьезного, просто может статься, что потребуются средства, которых здесь нет. Возможно, кислород…
Дядюшка расслабленно молчал, потом вдруг взревел:
– Нет, неправильно, нельзя меня в больницу! Кто вам сказал, чтоб меня туда везти? Хотите барашка волкам на растерзание отдать?… Хотите передать меня в руки англичан?
Вопли дядюшки слились с выкриками родных. Почти все считали, что, вопреки дядюшкиной воле, следует насильно отправить его в больницу. Бурное обсуждение было в самом разгаре, когда появились мои родители.
– Ох, господи, да что же это? – вскрикнула мать. – Что случилось, братец?
Все опять зашумели, пытаясь объяснить, что произошло. Дядюшка, по-прежнему лежавший на носилках, увидев отца, отчаянно простонал:
– На помощь, брат!… Эти дураки убить меня хотят. Англичане, словно волки лютые, по городу рыщут, до меня добираются, а они хотят меня в больницу отдать!
– Этого делать нельзя! – категорически объявил мой отец. – Пока англичане в Тегеране, нежелательно отправлять агу в больницу. Вызовите врача на дом.
– Жить вам не тужить! – вмешался доктор Насер
– Доставьте домой всю аппаратуру, – отрезал отец. – Я беру расходы на себя.
Дядюшкин взор увлажнился слезой благодарности. Он с облегчением закрыл глаза.
Глава двадцать вторая
– Здравствуй.
– Здравствуй, Лейли, как ты поживаешь?
– Иди сюда, я тебе что-то скажу.
Лейли говорила быстро, она была бледна, ее черные глаза выражали необычное волнение. Я поспешил за ней, мы почти бегом укрылись в розовой беседке.
– Говори, Лейли, что случилось? Состояние дядюшки…
– Маш-Касем послал за тобой.
– Маш-Касем?
– Да! Папа, боже избавь, немного не в своем уме… Утром вдруг погнался за Маш-Касемом с ружьем. Хотел убить беднягу…
От удивления широко раскрыв глаза, я прервал ее:
– Убить?… Почему, что Маш-Касем натворил?
– Папа говорит, он английский шпион.
Я чуть не расхохотался. Но при виде взволнованного личика Лейли у меня перехватило дыхание.
– Что? Маш-Касем – английский шпион?… Ты шутишь?
– Нет, сейчас не до шуток. Он за ним с ружьем погнался. Если бы бедняжка не убежал, наверное, убил бы…
– А сейчас как?
– Сейчас Маш-Касем забрался на кухню, закрылся там, а выйти не смеет, боится. Через дверь тихонько сказал мне, чтобы я тебе передала: беги скорей за твоим отцом и Асадолла-мирзой, пусть придут к нему на помощь.
– А ты что?
– Я хотела словечко сказать, но папа так на меня закричал, что я перепугалась насмерть… Он все время ходит по двору с винтовкой и бормочет что-то непонятное.
– Ну ладно, возвращайся, только будь осторожна, а я сбегаю за ними.
Было утро пятницы. Отец ушел из дома, пока я еще спал. Я со всех ног кинулся к дому Асадолла-мирзы.
Прошло уж около двух недель, как я бросил петарду в дом дяди Полковника. Дядюшка Наполеон несколько дней провел в постели. Врачи-специалисты – кардиолог и невропатолог – наблюдали за ним на дому. Кардиолог был твердо убежден, что причина дядюшкиной болезни – нарушение сердечной деятельности, а невропатолог говорил, что кардиолог ничего не смыслит и что причина всему – нервное расстройство. Через неделю состояние дядюшки под влиянием успокоительных средств и наркотиков немного улучшилось, но он не допускал к себе никого, кроме моего отца и изредка – Асадолла-мирзы, а когда другие родные приходили навестить его, тотчас засыпал.
Теперь только сильные лекарства могли подавить владевшее им нервное беспокойство, когда же срок действия микстур и пилюль истекал, он начинал кричать и охать. Везде ему мерещились пособники англичан.
Я жалел дядюшку, но еще больше волновался за Лейли: глаза ее не просыхали от слез, бедная девочка так любила отца. Переживания Лейли заставили меня совсем позабыть о собственных заботах и огорчениях.
Асадолла-мирза спал, и старуха прислуга не хотела пускать меня в дом. Но я так просил и молил ее, что она смилостивилась.