Дьявол и сеньерита Прим
Шрифт:
– Не понимаю.
– Раньше я думал только о возмездии. Подобно твоим землякам, я дни и ночи мечтал об этом, строил планы, воображал - и ничего не предпринимал. Какое - то время я по газетам следил за судьбой людей, которые потеряли своих близких в ситуациях, сходных с моей, но действовали совершенно противоположным образом: они организовывали группы поддержки жертв, боролись за торжество справедливости, проводили кампании - и тем самым показывали, что боль утраты никак и никогда не может быть замещена или исцелена возмездием.
– Продолжай, - сказала Шанталь, ибо она тоже увидела некий свет.
– Я не желаю доказывать, что человечество - извращено и порочно. Я стремлюсь доказать, что подсознательно напрашивался на то, что со мной произошло, - ибо я скверный человек, вырожденец и полностью заслужил кару, посланную мне судьбой.
– Ты хочешь доказать, что Бог - справедлив.
Чужестранец ненадолго задумался.
– Может быть.
– Я не знаю, справедлив ли Бог. По крайней мере со мной он поступил не очень-то правильно, и сильней всего прочего душу мне исковеркало именно сознание своего бессилия. Я не могу быть ни хорошей, как хотела бы, ни плохой, как, по моему мнению, следовало бы. Еще несколько минут назад я думала, что Господь избрал меня, чтобы отомстить людям за все те горести, которые они причинили Ему.
"Я думаю, что тебя обуревают те же сомнения, только масштаб их несравненно больше - ты был хорошим, и это не было вознаграждено".
Шанталь удивилась этим невысказанным словам. Демон чужестранца заметил, что сияние, исходившее от ангела девушки, усилилось.
"Действуй!" - приказал он демону Шанталь.
"Я действую, - отвечал тот.
– Но это трудный бой".
– Нет, тебя гнетет не справедливость Бога, - сказал чужестранец.
– А то, что ты всегда предпочитала быть жертвой обстоятельств. Я знаю многих, кто оказались в таком же положении.
– Ты, например.
– Нет. Я восстал против того, что со мной произошло, и меня мало занимает, нравится это другим людям или нет. А ты, напротив, выгралась в роль бедной беззащитной сироты, которую все должны любить и жалеть, а поскольку это происходит не всегда, твоя неутоленная потребность в любви превратилась в чувство мести - смутное и неосознанное. В глубине души тебе хотелось бы ничем не отличаться от других жителей Вискоса - впрочем, каждый из нас хочет быть как все. Но в отношении тебя судьба распорядилась иначе.
Шанталь молча покачала головой.
"Ну, сделай же что-нибудь!
– сказал демон Шанталь своему коллеге.
– Она говорит "нет", а тем временем душа ее открывается постижению и говорит "да"".
Демон чужестранца был уязвлен тем, что новоприбывший заметил - у него не хватает сил,
"Слова никуда не ведут, - отвечал он.
– Пусть поговорят, ибо жизнь сама займется тем, чтобы действовали они вопреки тому, что говорят".
– Я не хотел перебивать тебя, - сказал чужестранец.
– Пожалуйста, продолжай. Что ты говорила насчет Божьей справедливости?
Шанталь была довольна, что уже не надо слушать то, чего слушать не хочется.
– Не знаю, поймешь ли ты. Но ты, должно быть, заметил - Вискос не отличается особой религиозностью, хотя в нем, как и в каждом городке нашей округи, есть церковь. Именно поэтому Ахав, пусть даже обращенный святым Савинием, сильно сомневался в том, что священники смогут оказать воздействие на его первых жителей, большую часть которых составляли разбойники; Ахав считал, что святые отцы, твердя о вечных муках за гробом, не сумеют удержать их от новых преступлений. Человек, которому нечего терять, о вечности не думает.
Разумеется, как только появился первый священник, Ахав почувствовал опасность. Чтобы отвести ее, он установил позаимствованный у иудеев день прощения, но церемонию придумал сам.
Раз в год все жители Вискоса запирались у себя дома, готовили два свитка и, обратившись лицом к самой высокой горе, поднимали первый свиток к небесам. "Вот, Господи, в чем согрешил я перед тобой", - говорили они и читали перечень совершенных ими проступков. Там были супружеские измены, плутовство, несправедливости и прочее. "Я многогрешен, Господи, и молю Тебя о прощении за то, что нанес Тебе такую тяжкую обиду".
Затем приходил черед изобретению Ахава. Жители доставали из карманов вторую скрижаль, вздымали ее к небесам, повернувшись всем телом к той же самой горе, и говорили: "Вот, Господи, список того, в чем согрешил Ты передо мной, - Ты заставлял меня работать больше, чем нужно; дочка заболела, несмотря на мои молитвы; я старался жить честно, а меня обокрали; страдания были превыше сил человеческих".
Завершив чтение второго свитка, они завершали церемонию такими словами: "Я был несправедлив к Тебе, Ты был несправедлив ко мне. Но сегодня день прощения, и, если Ты позабудешь мои грехи, как я - Твои, мы сможем еще год жить мирно".
– Прощать Бога, - сказал чужестранец.
– Прощать неумолимого Бога, который беспрестанно созидает и разрушает.
– Наш разговор становится чересчур личным, - сказала Шанталь, не глядя на него.
– Я не настолько знаю жизнь, чтобы научить тебя чему-нибудь.
Чужестранец промолчал.
"Не нравится мне это", - подумал дьявол, который уже начал замечать за плечом своего подопечного слабое сияние - присутствие, которое он не мог допустить ни в коем случае. Два года назад, на одном из пляжей - а их так много в мире - ему удалось изгнать этот свет.