Дьявол и сеньерита Прим

Неизв.

– Нам никто не поверит. Решат, что мы - наихудшая разновидность убийц, что загубили человека святой жизни, как Иуда - Христа, польстившись на деньги.

Падре пожал плечами. Снова показалось, будто солнце скрылось за тучами, и в ризнице опять установилась напряженная атмосфера.

– В этом случае остается только сеньора Берта, - сказал латифундист.

После долгой паузы заговорил священник:

– Она, судя по всему, очень страдает от потери мужа: уж сколько лет в любую погоду целыми днями бесцельно сидит у своего дома. Ничего не делает - только тоскует, и я думаю, бедняжка медленно сходит с ума:

проходя мимо, я много раз слышал, как она разговаривает сама с собой.

Снова по комнате пронеслось короткое дуновение ветра, и люди испугались, потому что окна были закрыты.

– Жизнь ее была очень печальна, - продолжила хозяйка гостиницы.
– Полагаю, она отдала бы все на свете, чтобы прямо сейчас оказаться там, где ждет ее любимый супруг. Вам известно, что они прожили в браке сорок лет?

Всем это было известно, но никому не было до этого дела.

– Женщина весьма и весьма почтенного возраста, можно сказать - на склоне дней...
– добавил латифундист.
– И потом, - единственная в нашем городе, кто, в сущности, ничем важным не занят. Как-то раз я спросил, почему она всегда - даже зимой - сидит у дверей? И знаете, что мне ответила сеньора Берта? Что она - на страже, чтобы не пропустить тот день, когда в городе появится Зло.

– Ну, судя по всему, она со своей обязанностью не справилась.

– Напротив, - сказал священник.
– Насколько я понял из ваших слов, тот, кто допустил в Вискос зло, тот его отсюда и изгонит.

Снова повисло молчание, и все поняли, что жертва наконец-то избрана.

– Остается последнее, - промолвила хозяйка гостиницы.
– Мы знаем, когда состоится жертвоприношение во имя процветания нашего города. Знаем, кто будет принесен в жертву: благодаря этой процедуре праведная душа вознесется к небесам и вместо страданий, которыми полна ее жизнь на этом свете, обретет счастье. Остается узнать, как мы это сделаем.

– Надо бы потолковать со всеми мужчинами Вискоса, - сказал священник.
– Пусть в девять часов вечера они соберутся на городской площади. Мне кажется, я знаю "как". Незадолго до назначенного срока встретимся здесь же, в ризнице, и поговорим без посторонних.

Прежде чем все покинули ризницу, он попросил, чтобы жена мэра и хозяйка гостиницы, покуда будет идти собрание, отправились к Берте и завели с ней беседу. Хотя старуха никуда не выходит по вечерам, предосторожность лишней не бывает.

***

В обычный час Шанталь пришла в бар. Он был пуст.

– Сегодня вечером на городской площади собирают всех мужчин Вискоса, - объяснила хозяйка гостиницы.

Больше она могла ничего не говорить - Шанталь и так поняла, что должно произойти.

– Ты видела золото своими глазами?

– Видела. Но вы должны попросить, чтобы чужестранец перенес его сюда. Очень может быть, что он, добившись своей цели, решит исчезнуть из города.

– Он же не сумасшедший?

– Сумасшедший.

Хозяйка гостиницы сочла, что это - удачная мысль. Она поднялась в номер чужестранца и спустя несколько минут вернулась:

– Согласился. Сказал, что золото спрятано в лесу и что завтра он принесет его сюда.

– Тогда я сегодня, наверное, не нужна?

– Нет, нужна. Ты обязана выполнять условия своего контракта.

Хозяйка гостиницы не знала, как

сообщить девушке подробности происходившего в ризнице разговора, но ей важно было видеть реакцию Шанталь.

– Я просто пришиблена всем этим, - сказала она.
– Хоть и понимаю, что тут надо семь раз отмерить...

– Пусть отмеряют не семь, а семьсот раз - все равно им не хватит храбрости отрезать.

– Может быть, - ответила хозяйка.
– Но если бы все же решились, что бы ты сделала?

Она явно хотела знать, как отзовется на это Шанталь, и та поняла, что чужестранец был гораздо ближе к истине, чем она, столько лет прожившая в Вискосе. Собрание на площади! Как жаль, что виселицу снесли.

– Так что бы ты сделала?
– продолжала допытываться хозяйка.

– Я не стану вам отвечать на этот вопрос, - сказала Шанталь, хотя совершенно точно знала, что сделала бы.
– Скажу лишь, что Зло никогда не приведет за собой Добро. Сегодня днем я убедилась в этом на собственном опыте.

Хозяйка гостиницы, возмутившись в душе таким неуважительным к себе отношением, благоразумно сочла за лучшее не затевать спор, не ссориться с Шанталь - это сулило в будущем большие неприятности. Под тем предлогом, что ей надо подсчитать сегодняшнюю выручку (предлог, как она тотчас поняла, был совершенно нелепый, поскольку в гостинице находился лишь один постоялец), она удалилась, оставив Шанталь одну в баре. Душа ее была спокойна - сеньорита Прим не обнаружила никакого стремления взбунтоваться даже после того, как хозяйка сказала ей о сегодняшнем собрании на площади, намекнув тем самым, что дела в Вискосе пойдут по-другому. Что ж, этой девице тоже нужны деньги, и немалые - у нее вся жизнь впереди, и наверняка она захочет последовать примеру своих сверстниц и подруг детства, которые давно покинули Вискос.

Так что если помощи от Шанталь ждать не приходится, то и мешать она, по крайней мере, не будет.

***

После скудного ужина священник в одиночестве уселся на скамью в церкви. Он ждал мэра, который должен был прийти через несколько минут.

Священник оглядывал облупившиеся стены, алтарь, где не было ни одного мало-мальски приличного произведения искусства и где висели дешевые репродукции с изображений святых, в давние времена обитавших в здешних краях. Народ в Вискосе никогда не отличался религиозным пылом, несмотря на то, что именно святому Савинию обязан был город своим возрождением. Но люди забыли об этом, предпочитая вспоминать Ахава, кельтов, тысячелетние крестьянские суеверия и вроде бы не сознавая, что для избавления достаточно всего-навсего признать Иисуса единственным Спасителем человечества.

Несколько часов назад священник сам вызвался стать мучеником. Это был рискованный ход, но он не намерен был отступать и отказываться от своей жертвы, если бы только люди не были столь легкомысленны и если бы ими нельзя было манипулировать с такой легкостью.

"Это не правда. Они легкомысленны, но манипулировать ими вовсе не так уж легко", - возразил он сам себе. Молчанием или искусными речами люди заставили его произнести то, что хотели услышать: жертвоприношение не будет напрасным, жертва послужит спасению, упадок сменится расцветом. Он притворился тогда, что согласен, чтобы люди использовали его, но в то, что говорил, верил сам.