Дьявол просит правду
Шрифт:
Все это великолепие венчает типично арабский голубой купол, усеянный золочеными звездами. Где-то вдалеке, в глубине арабской ночи, кто-то выводит одинокую мелодию на флейте.
Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами, и до сих пор завораживает, как и в ту секунду, когда она впервые предстала перед моим взором.
Перед этой дивной, поистине сказочной красотой, я замираю как кролик перед удавом. Джип тормозит, водитель выскакивает из машины и подает мне руку.
Я, похоже, тоже торможу. Это сооружение мало похоже на шатер. А уж тем более, на пьяный!
Как лунатик, ведомый неизвестной силой, я захожу во дворец. Араб-водитель останавливается
В убранной со всей восточной негой гигантской зале, в центре которой бьет самый настоящий, закованный в мрамор, изящный фонтан, меня встречает другой араб. Судя по его одеянию, он здесь что-то вроде дворецкого. Английский у него идеальный:
— Приветствую вас, мэм! Мой господин спустится буквально через несколько минут, у него важный телефонный разговор. Но вы не заскучаете, уверяю вас! Позвольте пока предложить вам чай и сладости, — дворецкий широким жестом указывает на низенький столик на витых золоченых ножках. Наподобие уже известного мне среднеазиатского дастархана, он возвышается всего сантиметрах в 20 от пола. Сервирован столик в арочной оконной нише, вокруг цветы в напольных вазах, ковры и шелковые подушки.
Я машинально плюхаюсь на подушку. На дастархане — изящнейшие расписные фарфоровые пиалы, видимо, ручной работы, миниатюрные золотые ложечки, ножички и трехзубые вилочки для фруктов. Позолоченные блюда доверху наполнены разной экзотической снедью: тут и крохотные арабские пирожные, украшенные орехами и ягодами, и диковинные фрукты, из которых «в лицо» я узнаю только фиги, финики, манго и ананасы. Кокосы и авокадо аккуратно разрезаны пополам и нафаршированы какой-то сладко пахнущей массой. Призвав на помощь все свои познания в арабской кухне, я решаю, что это шербет. Шербет — это что-то типа азиатского мороженого на фруктовой основе.
Я попала в сказку. Но что этой сказке от меня нужно?
— Простите, — обращаюсь я к дворецкому, нервно вгрызаясь в финик, — но я хотела бы взглянуть на шатры для празднования Нового года.
— Не волнуйтесь, мэм, — вежливо отвечает слуга своего господина, — мой хозяин сказал: как только освободится, он лично проводит вас к месту, где разбиты шатры. Это великолепные шатры, мэм!
Еще около получаса я провожу в обществе фигов и фиников. Жую и разглядываю экзотических птиц. Они на все лады щебечут в богатых золоченых клетках, развешенных под сводами потолка по всему периметру залы. Дворецкий появляется каждые десять минут, подливает мне в пиалу горячего чаю и повторяет как китайский болванчик:
— Очень скоро мэм поедет осматривать шатры.
В конце концов, арабское гостеприимство начинает меня раздражать. От сладостей у меня уже сводит язык, от щебетанья птиц звенит в ушах, запах роз начинает казаться удушливым — я хочу знать, зачем меня сюда привезли и держат? Спрашиваю об этом дворецкого. Уловив моем голосе недовольство, он с криками «Госпожа гостья желает знать…» стремительно улетучивается куда-то вглубь дворца.
А минут через пять на смену дворецкому является господин, чей вид достоин кисти всех величайших мусульманских живописцев, когда б Аллах дозволял им изображать не только орнаменты, но и человеческие лица. Ибо боюсь, что ни один не правоверный художник просто не в состоянии уловить и увековечить на холсте этот ускользающий хайямовский образ: узкое породистое лицо с идеальным овалом и точеными чертами,
А над этим сказочным явлением витает вполне реальный аромат мужского парфюма «Attitude» от Giorgio Armani. Его я тоже не могу не узнать: им пользуется мой муж Стас.
— Здрасте, — говорю я на всякий случай.
Господин складывает ладошки и кланяется:
— Салам алейкум! Кулю тамэм? («Все в порядке?» — арабск.).
— Ссах! — отвечаю я. Это арабское ОК, и на этом мои познания в этом языке исчерпываются.
— Приветствую тебя в моем доме, о женщина! Позволь мне представиться!
Ну, слава Аллаху, хоть по-английски говорит! Я благосклонно киваю: дескать, представляйтесь, не стесняйтесь…
— Шейх Мостафа-Махтум аль-Ибрагим-Джамаль-Ислам-Икрам-Хосроу-Хаджи бен Ляалеутддин.
Вот это имечко! Бен Ладен, короче.
— Я — наследный принц Саудии, — добавляет хозяин дома.
Saudi — так арабы называют Саудовскую Аравию.
Принц, значит? Теперь уж точно попахивает 1000 и 1 ночью!
— Я — солнце Аравии! — уточняет принц. — Я — оазис во чреве пустыни, я родник в сердце песков, я алмаз в оправе гор и жемчужина всех морей благословенной Саудии!
Понятно, он еще и сумасшедший.
Чокнутый саудовский принц — так повезти могло только мне, Манане Лядски!
— Можешь называть меня просто «Ваше высочество», — снисходительно позволяет мне Солнце Аравии.
С этими словами, видимо, сочтя, что мы уже достаточно близко познакомились, аравийское высочество бесцеремонно усаживается рядом со мной на подушку, придвигается вплотную и довольно нагло обнимает меня за талию.
— Покорнейше благодарю вас, Ваше высочество, — я тоже складываю ладошки лодочкой и покорно склоняю голову, но при этом слегка отодвигаюсь.
Напряженно соображаю, как вести себя дальше. «Пассажир»-то мне попался явно неадекватный!
Мне вспоминается сказка про старика Хоттабыча, я очень любила ее в детстве. По книжке, у достойнейшего джинна Гасана-Абдурахмана ибн Хоттаба тоже имелся больной на всю голову братец Омар. И с ним надо было разговаривать с большой осторожностью и очень ласково, дабы солнце Омарчик, упаси Аллах, не разнервничался и не наделал бед. И к чести храброго советского школьника Вольки ибн Алеши, только ему одному, благодаря его пионерской выдержке и вежливости, удавалось держать в узде злобного и неуравновешенного джинна Омара. Беру славный пионерский опыт на вооружение — и становлюсь с Его высочеством ласкова и трепетна, как сказочная пери.