Дьявол в музыке
Шрифт:
– Вы писали Карло, что уже раскрывали убийства раньше и работали с ищейками с Боу-стрит.
Она так очаровательно произнесла это английское название, что Джулиан на миг отвлёкся.
– Да. Я раскрыл два убийства вместе с ищейкой по имени Питер Вэнс и два других – сам, или, точнее, без Вэнса. Само собой, что никто не может расследовать преступление в полном одиночестве.
Маркеза улыбнулась.
– Из такого признания я могу заключить, что вы удивительно скромны, а потому ваши достижения, на самом деле, должны быть более примечательны.
– Скромность не делает героем сама по себе.
– Это очень верно. Скажите – как вы собираетесь найти убийцу моего мужа?
– Я думаю, что пока что расследованием не занимались, как подобает. Я начну с того, что узнаю всё возможное о певце Орфео. Но также мне предстоит подозревать каждого, у кого был мотив и не было алиби.
– Каждого? – переспросила она.
– Каждого, кто выиграл от смерти вашего мужа или имел причины желать её.
– Но в такой круг могут входить близкие ему люди… даже члены семьи.
– Если они невиновны, то не будут возражать против нескольких вопросов.
Она изогнула губы в улыбке.
– В Англии никогда не обвиняют невиновных по ошибке? Должно быть, у вас совершенная система, если позволяет такое.
– В Англии приходиться собирать прочные доказательства, чтобы даже обвинить, не говоря уже о наказании, члена столь выдающейся семьи, к какой принадлежал ваш муж. Я не думаю, что Италия отличается от Англии в этом отношении.
– Но ведь очевидно, что моего мужа убил Орфео. Они поссорились за день до того, певец сбежал в ночь убийства, а на вилле у него был пистолет.
– Я не спорю, такие доводы выглядят очень вескими. Но я бы оказал вам дурную услугу, если бы не был готов изучить иные возможности.
– Услугу дурнее, чем угрожать его родственникам своими подозрениями? – спросила она и со спокойным любопытством уточнила. – А я также буду среди подозреваемых?
Зрители принялись кричать «Zitti! Zitti!»[23], призывая к молчанию. Героиня оперы попала в плен к турецким корсарам, и все хотели услышать, как она обхитрит их.
Уже по опыту я знаю, какое действие оказывает мой томный взгляд,
мой полувздох – мужчинами умею управлять я.
Будь они скромны или дерзки, холодные иль страстные –
все одинаковы, их подавлю я всех...
Все того лишь желают, все того лишь просят – с изящной женщиной счастья[24].
Маркеза слушала, и на её губах играла легчайшая улыбка. Джулиан смотрел на неё и думал:
«По крайней мере, итальянцы признают, что из-за красивых женщин ведут себя как идиоты. Англичане вечно пытаются не обращать внимания на кипящую кровь и горящие штаны. Мы тщимся ходить по воде, в которой итальянские мужчины счастливы утонуть».
Он спросил ровным, холодным голосом.
– Могу я задать вам вопрос, маркеза? Где вы были и что делали в ночь на четырнадцатое марта 1821 года?
Маркеза молча смотрела на Джулиана. Он подумал, что она попытается
Напряжение ушло с лица маркезы, и она улыбнулась.
– Как вы можете знать, в марте 1821-го было восстание в Пьемонте. Я тогда поехала в его столицу, Турин, с визитом, пока Лодовико был на озере Комо со своим тенором. Мои друзья настойчиво советовали вернуться в Милан или хотя бы уехать в Новару, где стояли верные войска. Сперва я не принимала таких предупреждений всерьёз. Я не верила, что мятежники могут повредить мне – они будто решили драться друг с другом, а не со своими врагами. Но я решила, что Лодовико очень обеспокоится, если я останусь в Турине. Я поехала в Милан через Новару, но узнала, что на дороге стоят бунтовщики. Тогда я повернула на север и ехала до Бельгирата. Это деревня на западном берегу озера Маджиоре.
– Да, я был там по пути из Женевы. Кажется, это было вам совсем не по пути.
– Но между дорогой на Новару и озером Маджиоре не было другого достойного места. Оттуда можно легко вернуться в Ломбардию – достаточно пересечь озеро. Но я решила провести несколько дней в Бельгирате. В начале весны это было очаровательное место – распускаются первые цветы, а меня не было никаких обязательств. Если Лодовико может наслаждаться своим озером, почему мне нельзя?
– Вероятно, я слышал что-то об этом, – сказал Джулиан, делая вид, что только что вспомнил эту историю, – говорили, что маркез Ринальдо поехал искать вас в Пьемонт.
– Бедный Ринальдо. Да, он узнал, что я покинула Турин и не приехала в Милан, и отправился на поиски. Он бродил по стране в большом замешательстве, но всё же нашёл меня в Бельгирате и отвёз в Милан, – сказала она, и печально добавила, – Тогда мы и узнали, что Лодовико мёртв.
– Я сожалею. Вы помните, когда прибыли в Бельгират и когда покинули его?
– Неточно. Но я была там, когда Лодовико умер. Об этом всегда думаешь, когда узнаёшь, что кто-то близкий умер – где я была, и о каких пустяках думала, когда он испускал свой последний вздох?
– Должно быть, его смерть стала для вас большим ударом.
– О, да. Я была очень к нему привязана. Он казался таким неуязвимым – ярким, как солнце и стойким, как Альпы.
– Да, – задумчиво сказал Джулиан. – Мне он показался именно таким.
– Хотя вы не знали его близко.
Он пожал плечами.
– Необязательно близко знать ураган, чтобы почувствовать его мощь.
Кажется, маркеза пришла к какому-то решению.
– Синьор Кестрель, я не сомневаюсь, что моего мужа убил Орфео. Я ни на мгновение не подозревала кого-то другого. Но я думаю, что вы сможете обнаружить что-то о нём, чего не узнала полиция. У нашей полиции много добродетелей. Она прилежна, упорна и стойка. Но ей не хватает воображения, и я боюсь, что это не позволяет им раскрывать преступления, подобные этому. Это не просто уличное ограбление, это даже не похоже на преступление, на которое толкнула страсть – нет даже доказательств, что это политическое преступление, хотя комиссарио Гримани считает это очевидным.