Дьявольский коктейль

Фрэнсис Дик

Состязаний в августе не было, поэтому через пару дней после возвращения я выбрался на тренировку. Билл позволил мне сесть на одну из хорошо выезженных лошадей. Это всегда возвращало мне уверенность, позволяя освежить навыки, полученные чуть ли не с колыбели.

Верховой езде меня научили раньше, чем я стал ходить. Я хотел быть жокеем, но мне не повезло: в семнадцать лет у меня был рост метр восемьдесят, а кроме того, мне явно не хватало того главного, что заставляет человека выбирать дело на всю жизнь. Я был разочарован.

Тогда-то я и решил попробовать себя в кино, правда, без особой надежды.

Смешно, правда?

Мы выехали на пастбище, где гулял свежий прохладный ветер; девственный пейзаж портила электростанция на горизонте и шум машин на отдаленном шоссе. Мы ехали шагом, потом рысью, перешли в галоп и вернулись к шагу, чтобы дать лошадям остыть. Это была чудесная прогулка.

Потом Треккер угостил меня завтраком, потом я еще проехал на своей лошадке по ближайшим дорогам, при этом мы с конюхом на все лады склоняли автомобили, которые не считали нужным сбросить газ, проезжая мимо. Я крепко сидел в седле и вспоминал, как отец, натаскивая меня в этом, кричал: «Сиди прямо, остолоп! И прижми локти!»

Эван Пентлоу и Мадроледо были невероятно далеко, где-то в другом мире.

* * *

Когда я вернулся домой, жена готовила пудинг, а мальчишки спорили, кому первому кататься на роликовых коньках.

Привет! – улыбнулась мне Кейт. – Как съездил?

– Отлично.

– Вот и хорошо... Тут Нерисса... А ну, тише, мальчишки, а то я сама себя не слышу...

– Сейчас моя очередь! – доказывал Пит.

– Если не замолчите, пообрываю уши, – объявил я.

Крис схватил ролики и выскочил из кухни, Пит ринулся в погоню.

– Мальчики! – ахнула Кейт.

Я ковырнул пудинг пальцем и получил по руке.

– Так что Нерисса?

– Она пригласила нас на ленч... – Кейт помолчала, помешивая глазурь. – Она была... чем-то обеспокоена... во всяком случае... И очень просила, чтобы мы пришли...

– Сегодня? – Я посмотрел на часы.

– Я сказала, что сегодня не получится, ты вряд ли вернешься раньше двенадцати. Тогда она сказала, чтобы мы пришли завтра.

– У нее что, пожар?

– Я не знаю, но она хочет увидеться с нами как можно быстрее, до того, как ты начнешь сниматься в новом фильме. Так она сказала.

– До ноября еще далеко.

– Ты не представляешь, как она настаивала. В конце концов я поклялась, что завтра мы будем, ну, а если ты все-таки не сможешь, я должна позвонить до двенадцати.

– Что же все-таки стряслось? – недоумевал я. – Хотя мы не виделись Бог знает сколько времени. Как ни крути, придется поехать.

– Надо, так надо...

Мы выбрались к Нериссе.

Нам не дано предугадать...

* * *

Нерисса была мне теткой, крестной матерью и опекуншей в одном лице. Она

была мне тем, чего, к сожалению, у меня никогда не было. А была у меня мачеха, которая любила только двух своих детей от предыдущего мужа, и еще отец, замороченный до смерти ею да вечной работой.

Нерисса держала своих лошадей в конюшне моего отца. Когда я был мальчишкой, она давала мне конфеты, потом – фунтовые бумажки, потом хорошие советы и, наконец, одарила дружбой. Мы не были особенно близки, но по-настоящему любили друг друга.

Она ждала в летней гостиной своей великолепной резиденции, сидя в кресле у столика, на котором стоял серебряный поднос с графинчиком шерри и несколькими рюмками. Услышав голос лакея, приветствовавшего нас в холле, она поднялась, чтобы обнять нас.

– Здравствуйте, мои дорогие! Как я рада видеть вас! Кейт, тебе очень к лицу этот желтый цвет... А ты здорово похудел, Эдвард...

Из окна за ее спиной открывался лучший вид в графстве Глочестер, и только когда мы уже обнялись и расцеловались, я рассмотрел, как сильно она сдала со времени нашей последней встречи.

Тогда она была чрезвычайно симпатичной леди, далеко за пятьдесят, но сохранившей молодой взгляд голубых глаз и неукротимую жизненную энергию. Походка была упругой, а в голосе звучали веселые нотки. Она была настоящей аристократкой, из тех, о ком мой отец говорил «класс».

Но за эти три месяца она поразительно изменилась. Взгляд ее стал тусклым, в нем не было прежней энергии, голос звучал глухо, руки дрожали.

– Нерисса! – вырвалось у Кейт, которая, как и я, относилась к этой необыкновенной женщине с чувством большим, чем просто симпатия.

– Да, дорогая, я знаю, – остановила ее Нерисса.

– Садитесь, мои милые. Эдвард, налей нам шерри.

Я налил, но Нерисса даже не пригубила бледно-желтую жидкость. Она сидела в кресле из парчи, пряча руки в рукава глубокого полотняного платья, спиной к свету.

– Как поживают ваши сорванцы? – спросила она.

– Как Либби? Эдвард, дорогой мой, ты слишком похудел. И, честно говоря, это тебе не к лицу.

Довольно долго она задавала подобные вопросы и внимательно выслушивала наши ответы, пресекая какие-либо попытки выяснить, почему же она так выглядит.

В столовую она шла, опираясь на палку и на мое плечо. Нам подали очень легкий ленч, который наверняка не возвратил мне ни одного из потерянных килограммов. Перекусив, мы так же не спеша вернулись в салон, куда был подан кофе.

– Эдвард, прошу тебя, закури. Сигары лежат в коробке. Ты ведь знаешь, как я люблю этот запах... Теперь мало кто курит.

Я подумал, что мало кто решится курить при ней, но раз уж она сама просит... Сам я курил довольно редко, обычно после ужина. В коробке лежала отличная «Корона», немного, правда, пересушенная. Закурив, я заметил, что Нерисса с удовольствием вдыхает дым сигары.