Дьявольский полк
Шрифт:
Английский офицер гневно обратился к Старику:
— Я не потерплю этого.
— Потерпишь, никуда не денешься, — усмехнулся Барселона.
Порта снова подошел к возмущавшемуся подполковнику и начал считать вслух:
— Один, два, три.
Подполковник посмотрел на него непонимающе.
— Сколько у вас золотых зубов, сэр? Я досчитал до трех.
Голос подполковника поднялся до яростного визга. Он грозил Старику всевозможными несчастьями.
— Оставь его. Он только напакостит нам, если доведем его живым, — раздраженно сказал Старик.
Несмотря на шумные протесты Малыша, петлю с шеи пленника
— Mon [185] подполковник, один только писк, и я распорю тебе брюхо, — сказал он и с улыбкой достал свой мавританский нож.
С передовой доносилась орудийная стрельба. Наступил день, появились транспортные колонны и шедшая походным порядком пехота. Какое-то время мы шли рядом с батальоном марокканцев, они принимали нас в нашем маскировочном обмундировании за какое-то особое подразделение. Один прыжок, и английский офицер оказался бы в безопасности, но в бок ему упиралось острие ножа Легионера, а спиной он ощущал дуло пистолета Барселона. Перед ним была громадная спина Малыша. Сделать такую попытку означало неминуемую смерть.
185
Мой (фр.). — Прим. пер.
Мы спрятались в укрытии за американскими позициями и ждали ночи. Фронт был неспокоен. Повсюду воздух чертили трассирующие снаряды и пули.
Вскоре после полуночи мы двинулись в путь, перебегая от воронки к воронке. Двух оказавшихся на пути индусов мы скосили и потеряли трех человек от огня нашей же пехоты.
Изнеможенные, мы, шатаясь, вошли в блиндаж командира батальона. Одноглазый подошел и обнял каждого, Майк угостил нас своими большими сигарами. Падре Эмануэль пожал всем руки. Люди из других секторов приходили поздравить нас с возвращением. Мы потеряли половину своих людей, в том числе Рудольфа и Оле Карлсона.
Нам дали пять дней увольнения. Когда мы отправлялись в тыл, мимо пронесся защитного цвета «мерседес». Наш английский пленник сидел на заднем сиденье рядом с немецким генералом. Нас обрызгало грязью.
Мы плюнули вслед большой, роскошной машине. Потом стали представлять себе, что будем делать, когда явимся в бордель Бледной Иды, и при мысли о ее девицах забыли обо всем остальном.
XII
Гора содрогалась, словно умирающее животное. Над монастырем висела густая желтая туча дыма и пыли, она медленно краснела от пляшущих языков пламени. Мы знали, что там оставалось еще несколько монахов; но не знали, что они в это время служили мессу под базиликой.
— От них, должно быть, и следа не осталось, — пробормотал Барселона, когда мы в ужасе смотрели на дымящиеся развалины.
Из-за большой лужи грязи появился майор Майк. С ним был падре.
— Добровольцы пойти в монастырь — ко мне.
Мы составили винтовки в козлы. Минометы молчали. Мы побежали вверх по склону, за нами пристально наблюдали американцы, англичане и французы. Позади остались руины стен. Падре Эмануэль бежал первым, следом
Монахи молча выходили из монастыря, неся во главе длинной колонны большое деревянное распятие. Мы дошли с ними до поворота. Там они запели псалом. Вышло солнце. Казалось, что Бог на миг взглянул на нас с небес.
Американцы стояли на брустверах траншей, глядя на странную процессию. На нашей стороне поднялись десантники и танковые стрелки. Кто-то приказал: «Снять каски!» По-немецки или по-английски? Мы сняли их и стояли, благоговейно склонив головы.
Последнее, что мы увидели, было распятие, словно бы плывущее в воздухе.
Потом мы побежали на свои позиции, и дула наших пулеметов снова стали смотреть вперед.
Рядом со мной вдруг упал ефрейтор Шенк. В двухстах метрах перед нами погибла американская огнеметная команда. Французский лейтенант шел в атаку вниз по вьющейся дороге. Он сошел с ума.
В течение нескольких кратких минут мы были людьми. Теперь это забылось.
ГИБЕЛЬ МОНАСТЫРЯ
Монастырь представлял собой груду развалин. Его непрерывно обстреливали из орудий. Повсюду пылало пламя.
Мы по одному пробежали через открытое пространство перед воротами и скатились в какой-то подвал. Окопавшиеся там десантники начали дразнить нас.
— Продали свои танки? — насмехались они.
Пламя лизало вырезанное над воротами слово PAX [186] . Центральный внутренний двор со статуями святого Бенедикта и святой Схоластики был завален битым кирпичом. Мы окопались.
186
Мир (лат.). — Прим. пер.
В ту ночь на монастырь совершили налет двести тяжелых бомбардировщиков. За два часа они сбросили на нас две с половиной тысячи тонн бомб. Наши окопы сровнялись с землей.
Мы с Портой лежали бок о бок, когда увидели, как в воздух взлетел громадный кусок кирпичной кладки. Мы наблюдали за ним.
— Бегите! — крикнул Порта.
Мы вскочили и помчались стрелой. Кладка с оглушительным грохотом упала как раз туда, где мы все только что лежали. Под ней оказалась погребена треть роты. Откапывать этих людей было безнадежно.
Когда рассвело, мы вытащили из земли и грязи свои пулеметы, установили на треноги, зарядили их, проверили ленты. Все было в порядке.
— Они скоро пойдут в наступление, — предсказал Порта.
К нам подполз Майк. Он потерял каску. Один глаз ему закрывал свисающий лоскут кожи.
— Как дела? — спросил он, попыхивая толстой сигарой.
— Ужасно.
— Будет еще хуже.
Майк был прав. Дела стали гораздо хуже. Святая гора содрогалась, как умирающий бык на арене. Громадные куски камня разлетались во все стороны. Плиты многовековой давности превратились в порошок. Из развалин неистово выбивались языки пламени.