Дьявольский полк

Свен Хассель

Мы ушли со своих позиций в крипту [187] ; снаружи никто не мог бы уцелеть. Нашли за алтарем помещение и растянулись там. Потолок двухметровой толщины начал подаваться. Он ходил вверх-вниз, будто бурное море. Несколько десантников пытались его подпереть.

Ничего не вышло. Потолок с грохотом рухнул, похоронив их.

Наш новый музыкант, ефрейтор Бранс, получил контузию. Схватил свою трубу и принялся играть джаз. Потом ему взбрело в голову, что он должен нас всех взорвать. Малыш отнял у него противотанковую мину и швырнул ее во двор; грохот

взрыва заглушил гром рвущихся снарядов.

187

Крипта — подземная церковь под храмом. — Прим. пер.

Посреди пола лежал в луже крови десантник, которому обе ноги раздавило рухнувшей кладкой.

— Застрелите меня, застрелите! О, Господи, дай мне умереть!

Всегда готовый Хайде поднял пистолет, но Старик выбил оружие у него из руки. Санитар Глезер наклонился над кричащим, вонзил иглу шприца с морфием сквозь мундир и сделал укол в охваченное болью тело.

— Вот и все, что я могу сделать для тебя, приятель. Будь ты лошадью, мы бы тебя пристрелили. Бог милостив.

И злобно плюнул на распятие.

Падре Эмануэль, весь белый от пыли, пробрался между грудами кладки. Наклонился над изувеченным десантником, поднес распятие к его губам, сложил руки и стал молиться. Лицо его было рассечено снарядным осколком. Глезер хотел перевязать ему рану, но падре сердито оттолкнул его и пошел к гауптштурмфюреру СС, которому разорвало живот зажигательным снарядом.

— Убирайтесь, падре, — прошипел умирающий офицер. — И заберите с собой своего Бога.

Он осыпал бранью все на свете.

Падре Эмануэль оставался глух к ней. Отделаться от него было невозможно. Он поднял святой крест над бранящимся гауптштурмфюрером. У того из разорванного живота вылезали кишки.

Подбежал Глезер и попытался вернуть окровавленную массу на место. Раненый завопил. Порта задумчиво поиграл пистолетом. Малыш взял дубинку. Если этот человек не умрет в течение ближайших секунд, мы убьем его. От его воплей кровь в жилах стыла даже у нас.

Морфия у Глезера больше не было.

— Заткните ему рот! — крикнул Порта в отчаянии.

Падре Эмануэль пошел к другим умирающим. Их было много. Как только они умирали, мы выбрасывали их наружу. Невыносимо было видеть, как на них набрасываются крысы.

Над криптой взорвалась десятитонная бомба [188] , посыпались балки и кладка. Мы оказались замурованными за алтарем.

Бомбы продолжали взрываться. Мы едва не задыхались от пыли. Бомбежка продолжалась час за часом. Мы утратили чувство времени, не представляя, день сейчас или ночь.

Падре Эмануэль сидел посреди пола, мундир его был в лохмотьях, лицо — в крови и в копоти. Он оглядывался по сторонам, ища, куда бы переместить огромную балку. Падре был силен, как бык.

188

Первое применение английской бомбы Grand Slam (9988 кг, носитель — тяжелый бомбардировщик «Ланкастер»), о которой говорит автор, произошло 13 марта 1945 г. — год с лишним спустя после бомбардировки Монте-Кассино. — Прим. ред.

Мы насмешливо

наблюдали, как он силится ее передвинуть. Для этого потребовался бы трактор.

— Слуга Божий стремится покинуть дом Господень, — с усмешкой сказал Хайде. — Сядьте, падре, и умрите вместе с нами. В Божьем раю прекрасно. Или сами не верите в свой вздор?

Это была любимая тема Юлиуса. Бога он ненавидел так же, как евреев.

Падре Эмануэль повернулся к нему. На лице его была широкая улыбка, но глаза опасно сверкали. И неторопливо пошел к Хайде; тот нервозно прижался спиной к стене и выхватил нож.

Падре ударил его ногой по руке, и нож вылетел, описав широкую дугу. Потом схватил Хайде за мундир, оттащил от алтаря и ударил его головой о стену рядом с большим распятием.

— Юлиус, если ты еще будешь насмехаться над Богом, я размажу твои мозги по стене. Ты будешь не первым, кому я проломил башку. Не заблуждайся на этот счет, хоть я и священник. Если кто-то здесь и боится встречи со своим Господом, это ты, Юлиус.

Взрыв громадной бомбы сбросил всех нас в кучу. Падре Эмануэль покачал головой и сплюнул кровь. Старик протянул ему фляжку с водой. Падре благодарно улыбнулся.

Мимо его головы просвистел большой камень. Хайде стоял, держа наготове еще один.

Падре распрямился. Сунул свое распятие в нагрудный карман, сорвал свой жесткий высокий воротник и пошел к Хайде проворным, расчетливым шагом опытного борца.

Хайде ударил его камнем, молниеносно метнулся в сторону и нанес ему удар ногой в пах. Но падре был сделан из крутого теста. Он схватил Юлиуса за горло и швырнул на пол. После этого Хайде притих.

Падре вернулся, как ни в чем не бывало, к балке. Малыш поплевал на руки и пришел ему на помощь. Они — священник и убийца, каждый могуч, как лошадь, — уперлись в нее ногами, и произошло невероятное: балка сдвинулась. Они с гордостью улыбнулись друг другу. Больше никто не смог бы сделать этого.

Мы кое-как прорыли небольшой туннель и перебрались в передний зал.

Крыша базилики обрушилась; там лежал, широко раскинув руки, полковник, глаза его были широко раскрыты.

— Черт возьми, на что вытаращился, полковник? — воскликнул Порта. — Если ты мертв, приятель, закрой гляделки!

По полу бежала стая крыс. Я злобно запустил в них каской. Одна из них что-то выронила из зубов. Это была половина кисти руки. На одном из пальцев был перстень со свастикой [189] . Ефрейтор Бранс, наш музыкант, отшвырнул ее пинком.

189

Либо самодел, либо кольцо «Мертвая голова» — там свастика была; но ее так сразу не разглядишь. — Прим. ред.

Падре Эмануэль склонился над полковником. Тот был убит взрывом. Лицо его походило на яйцо с мягкой скорлупой. Под кожей все было раздавлено. Мы часто видели такое после взрыва больших мин.

— Оттащите его к стене, — приказал Старик.

Малыш взял труп за руку и потянул. И вдруг обнаружил, что рука оторвалась. Растерялся. Потом пожал кисть руки.

— Всего наилучшего, старина. Я не собирался отрывать тебе лапу.

Потом запустил рукой в пищавших крыс, пытавшихся взобраться по стене.