Дьявольский полк
Шрифт:
— Чего таращишься, Мюллер, черт побери? Поддерни брюки и расшевели все это дерьмо в тылу! Поднимай резервы. Я требую подкрепления! Всех поваров, всех госпитальных санитаров. Гони всех с перевязочных пунктов. Отнимай у них костыли, давай винтовки. Сейчас не время портить воздух в госпитале!
Оперативные карты смахнули со стола и топтались по ним грязными сапогами. Карты были больше не нужны. Это была увертюра к Пляске Смерти.
Дежурные офицеры были отправлены на позиции. Одноглазый грозил им трибуналом, если они не дойдут туда.
—
Вошел, шатаясь, тяжело раненый лейтенант и повалился на пол. Перед смертью он кое-как произнес:
— Герр генерал, четвертая рота уничтожена полностью. Бой продолжается. «Шерманы» остановлены перед нашими позициями.
Одноглазый стукнул по столу толстой тростью и схватил мертвого лейтенанта за воротник.
— Отвечай, приятель, пока не умер! Перед какими позициями? Кто продолжает бой?
Но голова лейтенанта безжизненно запрокинулась, изо рта на руки Одноглазого хлынула кровь. Генерал отбросил в сторону мертвого восемнадцатилетнего парня.
— Должно существовать наказание за такую гибель, — выругался он. Выхватил пистолет, навел на растерянного гауптмана и заорал: — Не стой, вытаращив глаза! Давай мне оперативные донесения из рот. Я хочу знать, что за призраки все еще сражаются, черт возьми.
То же безумное смятение царило в штабе противника. Американцы и новозеландцы атаковали под командованием своевольного генерала Фрейберга. По его приказанию монастырь был стерт с лица земли. Он хотел своего Вердена и получил его. Услышав, какое сопротивление встречают его танки и пехотинцы, Фрейберг хватил каской об пол.
— Невозможно! — зарычал он. — Там не могло никого остаться в живых. Вам, очевидно, мерещится. Это, должно быть, призраки!
Если так, это были призраки, вооруженные пулеметами и огнеметами. Свежие подразделения вступали в бой и гибли перед развалинами этого некогда прекрасного монастыря.
По извилистой дороге с ревом подъезжали английские танки. На башнях гроздьями висели шотландские пехотинцы. Их косил яростный пулеметный огонь. Солдаты в окровавленных лохмотьях бросали мины под уязвимые днища танков.
Генерал Фрейберг поклялся на Библии, что возьмет монастырь любой ценой.
В бой были брошены свежие подразделения: шотландцы, валлийцы, парни из Техаса, хлопкоробы из Алабамы, австралийцы, новозеландцы, воины с марокканских гор, индусы в тюрбанах, меланхоличные негры с берегов Конго, воинственные японцы. Возглавляла всех жаждавшая мести польская дивизия.
Они плакали. Рычали. Бранились. Падали под тем адским пулеметным огнем. Потрясали оружием. Там не было позиций, и все-таки им оказывали сопротивление.
Танки остановились. Составленные по аэрофотоснимкам карты оказались никчемными. Их артиллерия преобразила все. Там, где три дня назад была дорога или тропинка, теперь лежали непроходимые груды камней. Мы лежали в укрытии — Порта, Малыш, Легионер и я. Двое американцев подняли руки. Порта бросил в них гранату.
—
Американцы повалились под градом осколков. Я вдавил ножки ручного пулемета в размешанную грязь. Через несколько секунд его заело. Я открыл казенник. Хайде извлек штыком предательский патрон. Я вставил новую ленту.
Скорострельные пулеметы, рыча, плевались сталью. Когда стволы слишком раскалялись, мы мочились на них, чтобы охладить. Грегор Мартин принес три новых.
Рядом с нами плюхнулся Орел, нагруженный патронами. Бог весть, где он их раздобыл. Осколком снаряда ему отсекло половину уха. Он стал моим вторым номером, сменив Хайде.
Я прижал приклад к плечу, уперся ногами в камень. Пулемет извергал смерть и разрушение. Одетые в хаки пехотинцы корчились и падали в нескольких метрах от нас. Снова перекосился патрон.
Орел протянул мне штык: крышку вверх, патрон долой. Снова заряжание. Пулемет молчал всего несколько секунд, но противник из-за этого придвинулся ближе.
У Хайде тоже был ручной пулемет. Он стоял на коленях и стрелял, прижав громоздкое оружие к боку. Его почки и кости, должно быть, тряслись, но мы знали, что поставлено на карту. Как только противник доберется до нас, нам смерть. Пленных не брали ни те, ни другие.
Груда тел росла. Порта с. Малышом бросали гранаты, Грегор Мартин выдергивал шнуры, подавал им гранаты и отсчитывал секунды. Любой инструктор по гранатометанию поседел бы, увидев это; но каждая граната взрывалась перед солдатами противника как раз на уровне пояса.
Потом заработал миномет. Там действовали Майк и Старик. Майк подавал Старику мины.
Над разрушенной монастырской стеной появился громадный передок «шермана». Мы уставились на высящееся перед нами днище танка; через несколько секунд оно опустится и раздавит нас.
Порта вскочил и бросил в него противотанковую мину. Столб пламени. Танк превратился в бушующий ад. Раздался пронзительный крик. Кричал застрявший в башне командир танка. Торс его конвульсивно извивался. Руки вертелись, как крылья ветряной мельницы. Нижняя часть его тела была в огне.
Американский пехотинец из жалости застрелил его. Мы сменили позицию. К нам присоединились двое десантников с большой связкой фаустпатронов.
Легионер стоял на коленях, держа огнемет, изрыгавший огонь во все стороны.
— Аллах акбар! Vive la France! [194] — несуразно выкрикнул он, словно мы не знали, что сражаемся против французского генерала.
Американцы и бросавшие вызов смерти новозеландцы дрогнули.
Тут среди нас вдруг появился Одноглазый, в одной руке он держал наган, в другой узловатую трость.
194
Да здравствует Франция! (фр.). — Прим. пер.