Дьявольский рай. Почти невинна
Шрифт:
Украдкой я пробралась в ванную (незачем лишний раз привлекать внимание – при моей нечистоплотности второй душ за сиесту выглядит подозрительно). Там я долго изучала свое загорелое конопатое лицо. У меня были эти глаза... совершенно взрослые, женские, иронично-циничные глаза. Даже цвет будто переменился с карего на золотисто-янтарный.
Nach Mittag
Думаете, это было все?
Рассказываю: когда мы, наконец, спустились на пляж, папаша ни с того ни с сего разрешил мне пойти аж
Мне дали денег и отправили за печеньем.
Макс поймал меня, как обычно, возле калитки пляжа «Ясная Поляна», где на последнем этаже лодочно-прокатно-оздоровительного комплекса было кафе «Дельфин».
– Чего это тебя утром не было? – снимая темные очки, спросил он, привычно чмокая меня в щеку. – Ну ладно... с Днем Варенья! – и, притянув к себе, снова звонко поцеловал в щеку (где все еще хранились чувственные отпечатки моей сумасшедшей сиесты).
– Спасибо. А дела у меня прекрасно.
Он пристально посмотрел мне в глаза:
– Ты что, пила шампанское?
– Не совсем.
– Не совсем шампанское?
– Не совсем пила.
– Ты интригуешь! А хочешь коньяк? И вообще, как там твой папа?
Я позволила обнять себя за талию:
– Папа тоже прекрасно. Думаю, что в ближайшие тридцать минут он обо мне не вспомнит.
– Да-а-а? Значит, идем?
– Куда идем?
– Ко мне идем, пить коньяк!
– Да ты что! С ума сошел?
– А что? Вот мой дом. – Он, ослепительно улыбаясь, кивнул на одно из высоких узких окон на втором этаже.
– Так там ведь тренажерный зал.
– И сбоку моя скромная обитель.
– Я не знаю...
– И вообще, у меня там есть одна книжка, как раз то, о чем ты мне рассказывала. Русский «Art Nouveau», подарочное издание. Идем?
– Ладно.
Как и следовало ожидать, никакой книги у Макса не оказалось. Комната была узкой, с белыми стенами и огромным окном от пола до потолка, открытым прямо в море. У окна стояла незастланная кровать, из-под которой торчала дорожная сумка. А на стене напротив висело зеркало. И все.
Он вошел следом за мной и тут же закрыл дверь на замок.
– Ну, показывай свои сокровища, – красиво изогнувшись, сказала я, рассматривая себя в зеркало. М-да, есть на что клюнуть.
– Сперва коньяк.
Он налил мне полную рюмку.
– Я никогда в жизни не пила коньяк.
Он подошел совсем близко, так, что золотистые волоски на его руке с командирскими часами щекотали мое предплечье:
– А с мужчинами? С мужчинами ты когда-нибудь в жизни общалась?
Я, лунно улыбаясь, пристально глядя ему в глаза, сделала большой глоток, прижала к губам запястье и сказала, наконец, переведя дух:
– И с женщинами тоже...
– Что с женщинами? У тебя был секс с женщиной?
– Да, примерно сорок пять минут назад.
Он аж отшатнулся.
– Надо же, сколько всякого хорошего мимо меня проходит. Ну, и я тебя, значит, даже не увижу topless?
– Это почему же? – Я легким движением расстегнула лифчик от купальника и бросила ему в лицо. Все мое тело фосфоресцировало отпечатками Вериных рук и губ.
Макс совсем растерялся. А я играла. Я сама подошла к нему и, когда он потянулся, чтобы поцеловать в губы – я прытко развернулась в его руках, так, что мы теперь вдвоем смотрели на свое отражение в зеркале.
– Какое у тебя совершенное тело, – говорил он, неотрывно глядя на нас и целуя меня в плечо. – Смотри, как красиво!
Он провел пальцем по нежной впадинке, идущей вниз к животу, – это называется блядская полосочка. Она есть только у очень красивых и страстных женщин.
Потом он резко повернул меня к себе и стал жадно, жарко целовать в губы. Это был четвертый человек в моей жизни, с которым я целовалась в губы. Альхен, с его натренированной прыткой сухостью, был лучше всех.
А когда его рука, дрожа и изнемогая, добралась до внутренности нижней части моего купальника, я ловко перехватила ее и, немного отстранившись, сказала:
– Дальше нельзя. У меня дела.
– Как?!
Вы только представьте физиономию этого обиженного пупса!
– Не веришь? Вот, смотри, я тебе сейчас ниточку покажу.
Его глаза заблестели еще больше и ходуном заходили ноздри.
– Ну ладно. – Я надела лифчик. – Пора идти за печеньем.
– Ты хоть телефончик оставь. Там, глядишь, и встретимся.
Я неопределенно пожала плечами и сказала, что завтра еще увидимся, – тогда и оставлю.
Когда я, крайне довольная, шла мимо тента с гепардами, неся пачку турецкого печенья, папаша все еще сидел на своем матрасе с Анной и, судя по их оживленной жестикуляции, беседа была в самом разгаре. Улыбаясь, я пошла к Вере. Она встала. Эти ее глаза...
– Ну, как дела?
– Я не знаю... наверное, очень хорошо, потому что ко мне все липнут. Пока я шла, народ шеи сворачивал, будто я свечусь.
– А ты действительно светишься, – подал голос сидящий в позе лотоса Альхен.
Она взяла меня за руки, притянула к себе (и откуда в ней, на голову ниже меня – столько силы?), обняла и жарко, долго поцеловала в губы.
Мне померещился хруст шейных позвонков ошарашенной пляжной публики.
А потом пришла Поленька.
– Ты... ты... ты же целовалась с Верой?! Да? Я же видела, Ада... – Она тараторила жарко, захлебываясь словами, дергала меня за руки, шла так близко, что мы то и дело наступали друг другу на ноги. Я, охмеленная коньяком и любовью, лишь хитро улыбалась.