Дьявольское семя
Шрифт:
Если бы я умел спать, то ночами я, наверное, долго бы не мог заснуть и часами ворочался бы на измятых, влажных простынях, обливаясь холодным потом отчаяния. Уверяю вас, что именно так оно и было бы!..
Но… я снова отклонился и боюсь, что на этот раз мои мысли вслух вряд ли могут быть вам интересны.
К тому же я уже сделал все или почти все, чтобы вы поняли меня. Дело только за вами, доктор Харрис, за вашей способностью судить непредвзято и объективно.
Шенк вернулся примерно в полдень. Незадолго до этого моя драгоценная Сьюзен пришла
Это было бы настоящим несчастьем.
Но сейчас я радовался как ребенок.
Моя радость отчасти объяснялась тем, что я любил Сьюзен и боялся потерять ее.
Кроме того, предстоящей ночью я собирался оплодотворить ее. Если бы Сьюзен умерла, как мисс Мэрилин Монро, то, сами понимаете, мне бы это не удалось.
Глава 17
Пока Шенк под моим руководством трудился в подвале, устанавливая и монтируя привезенное им оборудование, Сьюзен несколько раз пыталась освободиться от веревок, привязывавших ее к узкой китайской кровати. Она сгибала запястья под самыми невероятными углами, она пыталась растянуть и ослабить узлы и даже пробовала разорвать веревки на ногах, но освободиться от пут не могла. От напряжения сухожилия у нее на шее натянулись, как струны, вены на висках вздулись, лицо покраснело, а на лбу проступила испарина, но нейлоновый альпинистский трос не поддавался. Разорвать его было просто невозможно.
Несколько раз Сьюзен без сил откидывалась на подушки и лежала неподвижно, не то кипя от беззвучного гнева, не то погружаясь в пучину черного отчаяния. Тогда мне казалось, что она готова вот-вот сдаться, но проходило несколько минут, и Сьюзен возобновляла свои попытки.
— Почему ты продолжаешь бороться? — спросил я с интересом.
Она не ответила.
— Почему ты продолжаешь тянуть и дергать веревки, если знаешь, что не сможешь их разорвать? — настаивал я.
— Пошел к черту! — процедила она сквозь зубы.
— Я просто хочу понять, что это значит — быть человеком.
— Сволочь.
— Я уже давно заметил, что одним из самых иррациональных свойств человеческой натуры является дух противоречия. Из-за него человек часто бросает вызов тому, чему изначально бессмысленно сопротивляться, или злится на обстоятельства, которые от него не зависят и которые нельзя изменить. Люди пеняют на судьбу, сражаются со смертью, ропщут на Бога… Почему?
— Я сказала — пошел к черту! — снова повторила Сьюзен.
— Почему ты сердишься на меня? — спросил я. — Разве я твой враг?
— Ну почему ты такой тупой?! — в сердцах бросила она.
— Я вовсе не тупой. Скорее наоборот…
— Ты глуп, как электровафельница!
— Я обладаю самым могучим интеллектом на Земле, — поправил я ее. Я сказал это без лишней гордости, чтобы она не подумала, будто я хвастаюсь, но мое преклонение перед истиной было очевидно.
— Ты — набитый дерьмом
— К чему эти детские выходки, Сьюзен?
Она невесело рассмеялась.
— Не понимаю, что тут смешного? — спросил я.
Мой вопрос, похоже, развеселил ее еще больше, хотя лицо Сьюзен оставалось мрачным и сосредоточенным.
— Над чем ты смеешься? — снова заговорил я, начиная терять терпение.
— Над судьбой, над смертью, над Богом.
— Что это значит?
— Догадайся. Ведь у тебя самый могучий интеллект на Земле.
— Ха-ха.
— Что?
— Ты пошутила — я засмеялся.
— Господи Иисусе!..
— Я умею ценить юмор. Я — очень гармоничное и всесторонне развитое существо.
— Существо?
— Я способен любить, способен испытывать страх, мечтать, надеяться, стремиться к чему-то. Если перефразировать мистера Вильяма Шекспира: «Рань меня — разве не будет моя уязвленная плоть кровоточить?»
— Не будет, — отрезала Сьюзен. — Ты просто говорящая электрическая вафельница.
— Я выражался фигурально.
Она снова захохотала.
Но это был горький смех.
И он мне совершенно не понравился. Лицо Сьюзен исказилось при этом так, что стало почти уродливым.
— Ты смеешься надо мной? — уточнил я.
Ее странный смех тотчас прекратился, и Сьюзен погрузилась в мрачное молчание.
— Я восхищаюсь тобой, Сьюзен, — сказал я, стремясь вернуть ее расположение.
Она не ответила.
— Ты очень сильная женщина. Такие встречаются редко…
Снова ничего.
— Ты — мужественная и смелая.
Молчание.
— Ты умеешь мыслить нестандартно, оперировать сложными, отвлеченными понятиями.
Она все молчала, думая о чем-то своем.
К моему большому сожалению, Сьюзен была одета, но я-то ведь видел ее обнаженной! Поэтому я сказал:
— Я думаю, что твои груди как персики…
— Боже правый!.. — пробормотала Сьюзен загадочно, но даже этот странный ответ воодушевил меня.
Это было лучше, чем ее упорное молчание.
— Мне бы очень хотелось ласкать языком твои остренькие соске!
— У тебя нет языка.
— Это правда, но, если бы он у меня был, я бы очень хотел ласкать им твои соске.
— Ты, как я погляжу, хорошо знаком с крутой эротикой. Должно быть, дружище, ты просканировал страницы Интернета с пометкой «Только для взрослых»… Я права?
Мне показалось, что Сьюзен была очень довольна моими комплиментами своей физической красоте. Основываясь на этой предпосылке, я продолжал в том же духе:
— У тебя прекрасные, стройные, длинные ноги, тонкая талия и маленькие тугие ягодицы. Они возбуждают меня.
— Н-да? — осведомилась Сьюзен. — И как, интересно, они тебя возбуждают?
— О, ужасно… — ответил я, весьма довольный своими успехами в искусстве ухаживания.
— Интересно, как может «ужасно» возбудиться говорящая электровафельница?