Дыхание богов
Шрифт:
На сцене хор харит исполняет финальную радостную арию об освобождении Персефоны из ада и о возвращении земле плодородия. Освобождение и процветание. Пьеса закончена. Актеры раскланиваются под вежливые аплодисменты. Времена года разносят зрителям фрукты.
Я поджидаю друзей снаружи. Вскоре появляется Рауль. Я смотрю на него исподлобья.
– Ты так и будешь дуться весь вечер из-за войны между нашими народами? Ты похож на игрока, который обижается, что у него съели шашку.
Я не отвечаю. Рауль продолжает:
– Мишель, мне ужасно не нравится, что наши отношения испортились.
«Их намного больше, чем горстка», – думаю я.
– Это просто фигуры на доске. Когда ты наконец поймешь это?
Подходят Мата Хари, Густав Эйфель и Жорж Мельес.
Я в упор смотрю на Рауля. Просто игра? Нет, он ошибается, это не просто игра. Или тогда и вся вселенная не больше чем игра.
Наша маленькая группа идет к окраине Олимпии, туда, где мы прорыли лаз под городской стеной.
В этой ночной экспедиции Рауль и Мата Хари идут впереди, а Густав Эйфель и Жорж Мельес замыкают группу. К нам присоединились двое новичков, сильнейшие ученики – Камилла Клодель и Жан де Лафонтен. Я всегда был поклонником Лафонтена. Рассказывая о животных, он умел донести до читателя глубокие мысли, открывал необыкновенные просторы для обсуждения философских и политических идей.
Я несколько смущен и не осмеливаюсь подойти к нему. Он все равно идет впереди с Камиллой Клодель.
Мы идем через голубой лес к реке. Мы быстро продвигаемся вперед, находя все более короткие и удобные пути. Мы переходим реку через тайный ход, скрытый под водопадом.
Вдали мы замечаем Большую Химеру. Она все также завороженно смотрит на собственное отражение в зеркале, которое ей подсунул Жорж Мельес. Прежде свирепое чудовище не обращает на нас никакого внимания, и мы как можно тише обходим его. Такова власть зеркал.
Дорога, которая раньше была почти непроходимой, теперь кажется легкой: все препятствия, однажды преодоленные, нам уже не страшны.
Вскоре мы оказываемся на маковом поле.
В красной зоне теперь не девять, а одиннадцать строений. Появились два новых дворца – киноискусства и юмора. Мы с радостью встречаем старых друзей, ставших музами. Мэрилин выглядит как и раньше, а Фредди… Просто поразительно, как преобразился эльзасский раввин, который никогда не лез в карман за шуткой. Он превратился в изящную юную девушку, в лице которой, однако, сохранились некоторые черты Фредди.
Мэрилин и Фредди утратили дар речи, но оба пытаются знаками предупредить нас об опасности, подстерегающей нас дальше. Они настаивают, чтобы мы взяли с собой сандалии на веревочной подошве, жестами объясняют, что они понадобятся нам. Мы благодарим их.
Спускается ночь. Ожидая восхода второго солнца, мы садимся в кружок, освещенные лежащей в центре связкой светлячков. Они заменят нам свет костра.
Мата Хари садится рядом со мной.
– Что ты спросишь у Верховного Бога, когда увидишь его там, наверху?
– Я как-то не думал об этом. Сейчас соображу… А ты? Спросишь, почему он допустил Гитлера, терроризм, фанатизм? Почему жестокость
– Мне кажется, я знаю начало ответа, – говорит Жан де Лафонтен, вмешиваясь в наш разговор. – Возможно, зло нужно, для того чтобы узнать добро. Лишь противоречие позволяет узнать истинную сущность вещей.
Встретив всеобщее непонимание, писатель на ходу выдумывает басню.
– Маленький светлячок приходит к отцу и спрашивает: «Папа, я свечусь?»
В качестве иллюстрации к своему рассказу Жан де Лафонтен берет в горсть несколько светлячков.
– Отец отвечает: «Здесь я не могу сказать тебе точно, если ты хочешь, чтобы я увидел твой свет, лети туда, где темно». Тогда маленький светлячок улетает во тьму и начинает там светиться один.
Жан де Лафонтен берет одного светлячка, отделяет от других и сажает на кончик указательного пальца.
– Теперь всем видно, что он действительно светится.
– Красивая история, – мечтательно говорит Мата Хари.
– Она еще не закончена. Маленький светлячок, посверкав в темноте, замечает, что окружен мраком. Он пугается и начинает взывать: «Отец, Отец, почему ты меня оставил?»
– Это все?
– Нет. Отец отвечает ему: «Я не покидал тебя, ты сам захотел показать мне, как ты сверкаешь».
– А в чем смысл?
– Свет виден только во тьме, – шепчет Мата Хари.
– Только столкнувшись с несправедливостью, подлостью, глупостью и варварством можно по-настоящему узнать себя. Чего искать мудрецу в мире, где все в порядке?
Я вспоминаю удивительный случай из моей жизни на «Земле-1». Мы, танатонавты, узнали тайну суда над душами: их реинкарнация зависит от того, сколько зла или добра они сделали при жизни. Это открытие вызвало панику, и все на Земле вдруг стали «милыми», желая воплотиться после смерти во что-нибудь хорошее. Попрошайки получали столько милостыни, что вскоре обзавелись кредитными карточками. Люди уже не знали, что еще сделать хорошего, но все это они делали из эгоизма, корысти, из страха превратиться в жабу. Моя подруга Стефания, видя столько сахарных улыбок и приторных лиц, решила, что пора возрождать тяжелый рок и вандализм, чтобы хорошее поведение требовало от людей хоть каких-то усилий [11] .
11
См. «Танатонавты». (Примеч. авт.)
Жан де Лафонтен возвращает светлячка на место.
– Представьте себе совершенный мир. Стабильный, счастливый мир, где не происходит никаких катастроф, резни, где нет мерзавцев. Был бы он вам интересен?
Мы не решаемся ответить. В свое время я выдумал остров Спокойствия и полагал, что жизнь там может развиваться без кризисов. Я думал, что достаточно одного желания идти вперед, и стимулом для развития не обязательно должен быть страх.
– Так, по-твоему, Бог, Верховный Бог посылает нам испытания, чтобы мы лучше узнали себя? – спрашивает Камилла Клодель.