Дыхание осени
Шрифт:
— Один с синяком в пол-лица и собачьим кормом, второй весь расцарапанный и не знаю, дышит ли вообще… Ты… их… О, Боже… Это ты их!
Выходит, что я. Но самое интересное, что помогать-то она ни одному, ни второму не рвется, только дышит, как рыба, брошенная об лед, и стоит в красивой позе ослепленной своим отражением медузы. Мол, любуйтесь мной, я так переживаю, я в ужасе, я безутешна!
Яр, простонав, дергает рефлекторно рукой, приоткрывает глаза и начинает осторожно, с помощью устойчивой стеночки, подниматься.
— А вы
Нет, не хочет. Вместо этого поправляет шляпу и сумочку.
— Что это было? — тряхнув головой и, уверена, пожалев об этом, спрашивает меня Яр.
— Забыл? — огорчаюсь. — Пока Егор был в комнате, мы ловили друг друга по коридору. И, кажется, кто-то попался.
Взгляд Яра, наконец, проясняется, и вообще он быстро приходит в себя. А заметив охающую мать, почти неуловимо примеряет маску хозяина жизни, мол, так все и было задумано. С минуту они рассматривают друг друга, но нет ни приветствий, ни объятий, как в нашей семье.
— Ты снова пришла без предупреждения, — наконец, говорит Яр.
— Прости! Я уже поняла, что попала в разгар ваших игр!
Яр в два шага приближается ко мне, опутывая руками и нежным касанием пальца к шее. Я прижимаюсь к нему спиной, случайно наступив на ногу, но его это не расстраивает. Он просто расставляет ноги, взяв в плен мои, а палец и губы при этом никуда с моей шеи не исчезают.
— Может, хватит уже этих нежностей? — справедливо возмущается свекровь.
И я бы поддакнула ей, если бы не старалась сыграть в семью ради Егора. Я бы с таким удовольствием заехала кое-кому в прижимающийся пах, но… А это жарко в комнате или только мне?
Свекровь, кажется, подсчитывает количество ударов моего сердца — так внимательно присматривается, склонив голову на бок, и очень сосредоточенно вслушивается. Нет, это не я дышу как загнанный конь! Не я! Но по взгляду свекрови вижу: вряд ли поверит. А когда я подозреваю, что свекровь доходит до точки кипения, чтобы высказать мне, что думает, без реверансов, выручает Егор, как раз дожевавший хлопья.
— Привет, мам! — говорит он, и поучает своего друга-псину: — Поздоровайся с моей мамой. Ну?
Псина, косо посмотрев на шляпу, потом на женщину, играет в игру-молчанку, а мальчишка, поглаживая ее, уговаривает:
— Ну, пожалуйста. Что тебе, сложно? Может, она увидит какой ты хороший и возьмет тебя с нами в Нидерланды. Мама приехала за мной, а я без тебя никуда не поеду. Ну, давай, гав-гав! Попробуй! Гав-гав!
— Это ты! — палец свекрови пытается проткнуть насквозь разделяющее нас пространство. — Ты научила моего сына гавкать и использовать дешевый шантаж!
И пока я придумываю, как мягче послать, слышу как сзади, по-прежнему удерживая меня, чтобы не вырвалась и никому не навредила, Яр подливает масла в огонь.
— Мур-мур, — говорит он, лизнув мою шею, — мур-мур.
А мурлыканье и правда на кошачье похоже, даже невольно желание мелькнуло, обернуться и дернуть
— Ну, теперь, по крайне мере, понятно откуда у Ярослава эти царапины, — дама в шляпе облегченно вздыхает. — Но почему у Егора синяк?
— Да подрался! Мы к Злате домой ездили, меня ее бабуля отпустила с мальчишками во дворе поиграть, вот я с ними и познакомился! — честно палит контору Егор, а потом, будто этих признаний мало, добавляет: — А я решил в школу пойти с новой четверти, в обычную, для всех. Хочу быть поближе к народу!
Свекровь поразительно долго держится после новостей и увиденного на высоченных каблуках, и даже пытается усвоить новую информацию.
— А это у вас кто? — тычет острым когтем в задумавшуюся собаку. — Как зовут?
У меня почему-то крутится в голове песенка «… За звезду полжизни… За Луну свободу…», и я после недоуменных переглядываний, выдаю:
— Звезда!
Мурлыкающий кот позади меня пораженно застывает. Егор распахивает рот, забыв, что сегодня день сострадания даже к мухам. Свекровь с протяжным стоном снимает шляпу. А Звезда, как говорится, в шоке.
Глава 12
Механическая кукушка, высунувшись из часового домика на кухне, разбавляет затянувшуюся паузу. Свекровь делает шаг к псине, склоняется вовсе не как леди, на всякий случай прикрывая стратегические места широкополой шляпой, и с изумлением вопрошает:
— Подождите, но разве это не кобель?
Возмущенно гавкнув, псина вынуждает ее отшатнуться и убрать от чуткого носа пропахшую цитрусовыми духами шляпу, а сама при этом ложится, не позволяя мне проверить слова свекрови. Я кошусь на Егора, который мне усиленно кивает — ага, значит, спина у нас мужчина, попутно отбиваюсь от пальцев Яра, исследующих мою шею, и на ходу придумываю, как выкрутиться из ловушки.
— Ну да, — сообразив, соглашаюсь, — кобель и что?
— Но ведь Звезда — женского рода! — Свекровь стучит костяшками пальцев себе по лбу, но намекает явно на мои умственные способности.
— И что? — упрямо повторяю я. — А Сириус?
— Что Сириус?
Она не ждет от меня вразумительных пояснений, будто в курсе, что у нас в школе астрономию заменили дополнительными уроками физики. Но вводный-то урок, на котором заставили кое-что вызубрить намертво, у нас по астрономии был! Вот опираясь на него, я и поясняю свекрови:
— Сириус — мужского рода, но ведь звезда. Альдебаран — мужского рода, и звезда. А Бетельгейзе — вообще среднего, и что?
После моих пояснений, псина гордо выпрямляется и гавкает, усаживая свекровь на подвернувшийся в прихожей пуфик. С сегодняшнего дня собачий пуфик, но дама этого не знает, а потому сидит спокойно, даже величаво, выпрямив длинные ноги, и помахивая шляпой, как ручным вентилятором.
— И что же это у вас за порода? — спрашивает, скривившись, — гончая дворовая?
— Болонка, — ляпаю я, как и угрожала на улице.