Дыхание осени

Ручей Наталья

Я бросаю испуганный взгляд на мужа, а тот, едва сдерживая усмешку, отнекивается за меня. Я и шляпа — вещи несовместимые. Я и светские приемы — вообще-то тоже, но здесь речь идет о выставке, а это даже если не пойму задумки художника, одна из областей творчества. В любом случае, не потерянное время. Бояться буду завтра, а пока тихо радуюсь, что покажусь на людях с мужем. Красивым, страстным, моим…

Ужин, к вящей радости, заканчивается. Егор ускользает в свою комнату, а мы с Яром у дома провожаем гостей. Свекровь дарит мне поцелуй возле моей щеки, свекор обнимает вполне искренне, а я искренне радуюсь, когда машина отъезжает, и

мы остаемся одни. На выдохе, с удовольствием прижимаюсь к мужу. Весь вечер хотелось обнять его.

— Жива? — улыбается он, хотя я и не вижу его улыбки.

— Да, но еще бы чуть-чуть…

— Я бы нашел, как тебя оживить.

— Знаю.

Жмурюсь довольно, и обняв крепче, поворачиваю голову, чтобы не дышать в рубашку. В одном из окон третьего этажа мелькает тень.

— Яр, по поводу Егора…

— Нет.

Тон такой, что не поспоришь, но я пытаюсь. Получаю повторно жесткий отпор и вроде бы и не ссорились, а радость, что мы вдвоем, угасает.

— Идем? — предлагает Яр.

Я не спорю — смысл?

У комнаты для охраны сталкиваемся с угрюмым Макаром, он задерживает взгляд на мне, словно хочет что-то сказать, но Яр тянет меня дальше. Обернувшись на лестнице, успеваю заметить, как водитель медленно, будто нехотя, выходит из дома.

— Куда это он?

— Обход территории.

Обычное дело — да, но почему так тревожно сжимается сердце?

Яр снимает рубашку, но даже любуясь его совершенным телом, — для меня совершенным, — не перестаю думать о водителе. Взгляд… его взгляд… было в нем какое-то предупреждение… неизбежность… и… сожаление?

— Ты далеко? — губы Яра прикасаются к моему уху, язык коварно исследует ухо, а горячее дыхание отгоняет все мысли, кроме одной. Хочу его! Всего! Полностью! Не делясь ни с прошлыми женщинами, ни со своими страхами, ни с будущим, которого мы не знаем.

— Я здесь, — поворачиваюсь в его объятиях, пожираю взглядом оголенный торс, скольжу взглядом ниже и… замираю. Как в первый раз замираю. Или я была смелее тогда. А сейчас пальцы, дрожа, прикасаются к золотистой коже — от ключиц, вдоль груди, к твердому животу, который, склоняясь, покрываю быстрыми поцелуями. Его стон перемеживается с моим. Заставляю рукой откинуться на подушки, а сама опускаюсь ниже. Мой. Весь мой. С упоением одариваю ласками, которые даже сейчас, спустя столько времени после первого раза, кажутся очень интимными, откровенными. Не могу представить, чтобы делать это с другим.

Только он.

Для него.

Стон. Еще один. Его пальцы ложатся на мою голову, его голос хвалит и называет деткой, на секунду отвлекаюсь, ища взгляд. Но он просит не останавливаться, называет по имени — значит, не путает с одной из тех, что… тоже…

Нет, не хочу думать о них…

Пусть и он забудет со мной…

Говорит, что не выдержит, говорит, что взорвется, если не остановлюсь. Ускоряю ритм, и рука его, словно смирившись, надавливает сильней. Да, вот так, громкий стон и его удовольствие мне в награду. Впитываю, забираю все до последней капли. Поднимаю голову и ползу за его улыбкой, вверх, по совершенному для меня телу. Наши пальцы сплетаются, дыхание выравнивается в унисон. Он пытается бороться со сном, говорит, что хочет подарить и мне освобождение, но я глажу его, как ребенка, по волосам, и он послушно закрывает глаза, проиграв битву с совестью.

Для меня в другой раз. Под утро, когда он проснется, а пока пусть спит.

Мой.

Удовлетворенный.

Любимый.

Никогда

не думала, что это бывает вот так. Я могу дышать, могу есть — аппетит не страдает, но представить себя без него не получается. Он — часть меня. Неизведанная, туманная, закрытая на засовы. Если его не будет рядом, я выживу, но прежней уже не стану.

Отчего вдруг такие мысли?

Взгляд скользит по кольцу на моем пальце, но огромный бриллиант не приносит успокоения — наоборот, подстрекает неясные страхи. Поддаюсь порыву и снимаю его. Давит. Предупреждает.

О чем?

Мой любовник спит, а я пытаюсь рассмотреть в лунном свете его лицо. Неужели уйдет? Бросит? Нет, не верю… Зачем тогда все это? Зачем встреча? Лучше бы не пересекались вообще или расстались после единственной ночи. Это не интуиция, это глупые страхи, потому что я люблю его, а его сердце холодно. Я могу спрятаться, могу сделать шаг назад, а могу попытаться дойти к нему со свечей. И… вдруг огонек разгорится?

Ладонью провожу в области его сердца. И не только сейчас. Прикасаюсь чаще, при каждой возможности. Ночью, вечером, днем, когда мы одни, когда нет возможности уединиться…

Меня не смущают даже толпы девиц на выставке, которые не сводят с моего мужа взглядов.

Моего…

И моя рука на его груди, растапливает лед. Вернее, пытается, растопить. А его рука обхватывает меня вместо пояса. Весь час, что мы бродим среди огромных картин. Я не пью шампанское, чтобы не отпускать Яра. Я и так пьяна от сандала с грейпфрутом, от его близости, от его легкого поцелуя вне камер. Папарацци не гонятся за ним, как шакалы. Слава Богу, есть персоны более скандальные.

Среди приглашенных замечаю несколько звезд и телеведущих, с неизменной улыбкой и микрофоном Катерину по прозвищу Вездесущая — они ходят друг за другом, по оговоренному кругу. А мы уже долго стоим у одной из картин, на которой раскинулось море. Только море и солнце — такое яркое, что щуришься непроизвольно.

— Нравится? — интересуется Яр.

— Да, красиво. Я люблю воду во всех ее проявлениях, я без нее задыхаюсь. Река, озеро, море — что-нибудь обязательно должно быть в городе. Я могу не бывать там неделями, месяцами, год, но оно должно быть.

— Водный знак, — усмехается.

— И боязнь маленьких городков, — добавляю. — Это почти то же, что и с водоемами — я могу сутками просидеть в четырех стенах, мне достаточно знать, что я могу из них выйти.

К нам подходит щеголеватый парень, и если бы Яр не представил его, никогда бы не подумала, что это художник. Я стереотипно ожидала увидеть бородатого увальня, а этот — подтянутый, челка воробьиным хохолком, запястья увешаны браслетами шамбала, на шее бусы с камнями под цвет белоснежных зубов. Да он сам как картинка!

— Никита, — молодой человек галантно целует мне руку.

Я, краснея, смотрю на мужа.

— Злата.

— Да, да, наслышан.

А вот взгляд цепкий — пожалуй, профессиональное.

— Как вам? — неопределенный взмах на картины.

Ничего в живописи не понимаю, но отвечаю, к моей радости, честно:

— Я люблю море.

Он немедленно расплывается в понимающей улыбке.

— А тебе как? — задает вопрос Яру.

Тот хмурится, всматривается в картину и долго говорит об игре света и тени, сравнивая с прошлыми работами мастера. Понимаю одно: кажется, наметился рост, а слушаю, открыв рот, вместе с польщенным художником.