Дым: Душа декаданса
Шрифт:
Тротуары облюбовали бездомные, скромно тянущие руки к карманам гуляк. Попрошаек периодически прогоняют патрульные народной милиции. Бедняки неуклюже встают, опираясь о стёртые стены или о чёрные бушлаты патрульных и, тихо матерясь, бредут прочь, чтобы прилечь где-нибудь в соседнем квартале и продолжить лениво просить на выпивку и еду.
Ароматы сгнившего мусора, перегара, немытых тел, плесени и дерьма, которые вы не чувствуете благодаря сигаретному дыму.
Марк неспешно дошёл до Тупика Ильича.
Раньше этот старинный переулок был весьма красив и назывался по-другому, но как именно – уже никто не помнит, да и неинтересно. Его переименовали спустя пару лет после Катаклизма. Когда возродилась чехарда с изменениями названий
Когда новость ушла из повестки, губернатора сменили.
На машине Тупик Ильича не проедешь – слишком узко – но пешком пройти можно. Сквозным его сделала волна, снесшая стену, когда-то пристроенную к клубному дому на Итальянской улице. Узкий путь длиной в двести пятьдесят метров, пролегающий меж бледных персиковых зданий еще дореволюционной постройки, как старинный обитатель центра города, сохранил в себе хоть какое-то стремление казаться архитектурно красивым. Напоминание о стране, которая следы своего имперского величия пыталась оставлять в окружающем мире не только в виде страха государева гнёта.
Есть кое-что в населяющих такие переулки постройках, что характерно для всего Петербурга. У них прекрасные фасады – лепнина, барельефы, изображающие рычащих животных или героев древнегреческих мифов. Но зайдёшь с другой стороны – облезлая штукатурка, обнажённый, треснувший кирпич. Даже окон нет. Красота – лишь для туристов, что не знают истинного Петербурга. А туристов из дальних стран сегодня не встретишь. Но и те, что заезжают с иных губерний Империума, не заходят в Тупик Ильича.
Марк отмерил семьдесят метров Тупика, и шум заполненных баров стал едва слышен. Перепрыгивая через торчащие из потрескавшегося асфальта трубы, он краем глаза заметил парочку, пристроившуюся в узком проёме между домами. Рыжий бородатый мужчина в спортивных штанах и чёрной кожаной куртке придавил к стене миниатюрную девушку-блондинку в красном плащике, прикрывающем бежевое платье. Прижал к сырому оранжевому кирпичу тонкую бледную ручку своей дамы и водит мокрым языком по её лебединой шее. Лицо девушки повёрнуто в сторону от мужика, то ли открывая шею для поцелуев, то ли пытаясь уйти от источающих пивной смрад губ. Её движения резки, насколько это возможно в столь замкнутом пространстве между стеной и пузом кавалера. Красная лакированная сумочка падает на землю, но девушка этого словно не замечает. Волосатые пальцы бородача жадно путешествуют по тонкому телу, исследуя дивный новый мир, сокрытый под плащиком. С ходу непонятно, пытается ли она вырваться или наслаждается активными ухаживаниями. На миг она повернулась в сторону Марка, и, кажется, открыла рот, но мужик быстро закрыл его широкой ладонью, размером с половину лица девушки. Марк остановился, его охватила паника.
Нет, не она… её уже давно нет. Марк потер глаза, пришел в себя.
Рыжий мужик обернулся и крикнул: «Кто смотрит – платит больше! Проваливай!».
Нет, это бред. Просто уединившаяся пара. Может, очередной мужлан заплатил за любовь на пару минут. «Ох уж эти вечно молодые и вечно пьяные» – подумал Марк и пошёл дальше. Когда-то игры между мужчиной и женщиной имели более изысканную форму, но те времена адвокат и сам не застал. Но вот, немного позади, вроде девушка издала какой-то звук, но неясно, что он означает. Марк снова на секунду остановился, размышляя, не вмешаться ли. Отвлечь их, узнать, что происходит. Помочь девушке, если нужно. Но нет, это не его дело. Да и в суд можно опоздать, не говоря уже о перспективе
Выйдя из Тупика Ильича, Марк услышал резкий девичий крик о помощи сзади. А может и не сзади. А может и вовсе послышалось. Так или иначе, крик быстро исчез и больше не тревожил. Наверное, разобрались.
И вот, наконец, дворец правосудия. Дзержинский районный суд Санкт-Петербурга, названный в честь одного из организаторов Красного террора, переехал на Инженерную улицу спустя пять лет после Катаклизма и занял бывшее здание Российского этнографического музея. Это действительно дворец – с необходимыми реквизитами в виде белых колонн и семнадцатиметровых потолков, тяжеленной пятиметровой двери, украшенной бумажкой с надписью «Вход». Императорский перфекционизм, но бумажка-то – рваная.
Идея в том, что само здание суда должно внушать трепет и уважение, монументальность как судебной системы в общем, так и отдельных судебных решений в частности. Поэтому этнографическому музею пришлось переехать на северную окраину города. А вскоре его и вовсе закрыли за непосещаемостью.
На входе – высокие рамки металлодетекторов и шкафообразные гвардейцы. Раньше суды охраняли судебные приставы – теперь, когда этой структуры нет, данные функции выполняет народная милиция. Вообще, все задачи, связанные с непосредственной повседневной защитой государства, в том числе от собственного народа, поручены народной милиции. Конечно, есть еще Следственное управление, кабинет прокуратора, тайная канцелярия с её никому не известными полномочиями, но «защита Империума здесь и сейчас» – это про народную милицию.
Раньше судьи выносили решения от имени Российской Федерации, теперь – «властью Империума». Не императора, а именно Империума. Если бы и властью императора – то неясно, кого именно: личность Императора является сакральной тайной. Потому что Император не отделим от Империума. Символически это придумано для того, чтобы показать, что наша страна отошла от вождизма, что Император – человек, который ради общества пожертвовал своей собственной личностью, растворил её в государстве – в Империуме.
Одержимые поиском глубинного смысла думают, что никакого императора и нет, что Император – это конструкт, которым прикрывается группа министров, держащих в своих костлявых кулаках всю реальную власть в стране. Однако «высшее должностное лицо» страны действительно существует как человек и даже избирается, на что есть специальный декрет. Правда избирается путём случайной выборки из числа лиц, прошедших строгий отбор Правительства. И доступа к нему не имеет никто, кроме высших чинов Тайной канцелярии и министров. Так что велика вероятность, что, скрывая личину главы государства, они просто опасаются за его безопасность.
Вообще, при строительстве новой страны и преобразования Российской Федерации в Империум, власть предприняла попытку уйти от разделения общества и государства. Раньше было как: есть население, и есть система органов управления государством, декларируемый общественный договор, система сдержек и противовесов, карикатурная партийная система, прочие интересные штуки. Теперь – единый Империум. Подданный должен ощущать гордость за то, что ему позволено вносить свой вклад в укрепление Империума, единого и неделимого. Империум за это защищает своих верноподданных. Официальная позиция высших чиновников Империума декларируется как единственно верная. Простые люди – рабочие – обязаны действовать согласно великому плану развития, задуманному государем. А что, собственно, изменилось? Дьявол кроется в деталях. В широком смысле гражданские права, в том числе право собственности, никуда не делись. Но если посмотреть внимательно, отдельные ограничения и запреты в своей совокупности убили и свободу слова, и свободу выбора, причём у многих – даже выбора собственной профессии. Конечно, тот, кто обладает деньгами и влиянием, дышит полной грудью, но теперь эти верноподданные – сплошь особо лояльные Империуму «приличные люди».