Дым осенних костров

Летэр Линда

Надо же было случиться, что во вторую ночную стражу на городской стене дежурил четверодный прадед Тельхар!

— Пойдем со мной, танцор.

Разгоряченный Наль ответил смехом и сбился с дыхания:

— Зачем?..

— Угадай, — с мрачным видом Тельхар поймал его за руку. Подобрав с земли сброшенную от жары тунику, юноша нехотя повиновался.

Мимо сновали твайлари. Одни, вооруженные, в серо-синих одеждах, спешили занять дозорные места на городской стене, другие провожали их, третьи выходили на улицу пообщаться, послушать менестреля, заняться ремеслом. Был здесь и небольшой торговый

ряд, где предлагали мази от солнечных ожогов, капли для обожженных светом глаз, одежду, включая непременные длинные перчатки и плащи с глубокими капюшонами, украшения, продукты, в том числе любимые твайлари гигантские пещерные грибы и слизней, которых привозили из Сумеречных Королевств нечастые обозы. На последнем в ряду столе сидела карликовая черно-бурая лиса с молочно-голубыми глазами без зрачков. Хозяйка лотка чесала ее за ухом, беседуя с покупателями.

— Я собирался в «Белый Волк», — возразил Наль, делая попытку свернуть направо в разветвление узких каменных улиц, когда они вышли из Сумеречного квартала. — Там сегодня играют…

Не говоря ни слова, Тельхар схватил его за ухо и решительно повел вверх по дороге. Наль пригибался на сторону и хихикал, как нашкодивший ребенок.

— Вот как можно объяснять л-людям, помечу… по-мечу… пот-щему у нас такие… уши!..

— Ты теперь даже на норе с собственным прадедом двух слов связать не можешь, бестолочь!

— Между прочим, я королевский оружейник, дослужившийся до командира трех сотен. Правда, похоже, на ранней пенсии… — он залился сардоническим смехом. — Как Снежный Цветок.

Тельхар сжал губы. Судьба Эйруина Прекрасного, отца Лайзерена I, погибшего в ночном дозоре, и деда Лайзерена II, Рожденного под хвостатой звездой, едва ли могла вызвать у кого-то смех. А еще видел Тельхар в предке слишком много общего с собой: ущербность по отношению к обоим своим родовым линиям, нордов и твайлари, отчаянные попытки сделаться полезным Исналору, будучи уязвимым к солнцу и неспособным видеть в темноте наравне с сумеречными родичами. Потеря сына. Теперь нездоровое пристрастие к выпивке одного из внуков.

— Не подобает так обращаться с лордом Второго Дома, — проглатывая слова от смеха, продолжал Наль.

Тельхар неумолимо молчал. Юноша подождал немного, старательно вышагивая и взмахивая иногда руками для равновесия.

— Мое ухо пылает, как Атарель… как заготовка в горне!

— А что было с моими ушами, когда стоял я на страже и весь отрезок стены видел, как правнук мой не может достойно справиться с предательством невесты!

Кто-то показался на дороге впереди. Тельхар нахмурился, но ухо выпустил. Негоже королевского оружейника и командира отряда вести с позором, как глупого мальчишку, даже если он и является таковым.

Наль замолк и растерянно обхватил руками плечи. Прилипшая к разгоряченному телу рубашка остыла. Резко побледневший и замерзший на ночном осеннем воздухе, он не сразу сообразил остановиться и неловко натянуть на себя тунику.

Тельхар предоставил ему открыть калитку, наблюдая как тот возится с замком.

— Да будет осиян звездами твой путь, — нечетко простился Наль у крыльца особняка. Он смертельно устал душой и телом, и последнюю часть дороги прошел, шатаясь от сменившей оживленную ступень опьянения

вялости.

— Постой, — возразил прадед. — Подойди сюда.

— Зачем?

— Увидишь. — Тельхар посмотрел в доверчивые глаза юноши, отступая к стене, и окунул того головой в бочку. Выждав несколько мгновений, пока Наль не начал отчаянно вырываться из холодной воды, он разжал пальцы. Наль отшатнулся, хватая ртом воздух. Повторив прием еще два раза, Тельхар заглянул в лицо правнука, некстати напомнив себе, что твайлари бы ясно увидел и в темноте, не перестарался ли. Кажется, губы у мальчишки слишком посинели.

— Довольно?

— …Д-довольно, — выдохнул Наль, пытаясь убрать прилипшие к лицу волосы.

Убедившись, что тот достаточно протрезвел, Тельхар хлопнул его по плечу.

— Дай слово, что не выпьешь этой ночью ничего крепче брусничного сока и немедленно отправишься спать.

Ответ прозвучал нехотя, но это уже было неважно.

— Даю слово.

Никто не видел глубокой печали, отразившейся на лице Тельхара, пока он шел к воротам.

Проснулся Наль от давящей тяжести в груди. Резко сел с колотящимся сердцем. Бок привычно пронзило, но то была сейчас меньшая из забот. За окном заходились воем собаки. Обливаясь холодным потом, он спешно протер глаза и влез в штаны. В разных концах коридора показались такие же, как он, всполошенные фигуры. Выскочил из кабинета Эйруин, из-за спины Эйверета выглядывала Айслин. Появились бывший слуга Лонангара Харгет и камерарий, заспанный Бирк.

— Из окон ничего не видно! — отрывисто сообщил Эйверет.

Эйруин предупреждающе положил руку ему на плечо, и мужчины сбежали на нижний этаж. Наль понял, что на нем нет обуви, но не стал возвращаться. Сжимая в руке бессознательно прихваченный Синий Лед, он вышел за остальными под открытое черное небо. Голова была тяжелой, во рту сухо. Все девять мужчин особняка, господа и слуги, прочесали сад вдоль и поперек, но не нашли никого, кроме собак с дыбящейся на загривке шерстью, спешащего прочь ежа и всполошенного гнезда кроленей в кустах шиповника. Мрачно поглядев на край растущей луны, камерарий неодобрительно сжал губы.

Несмотря на плавающие перед глазами багровые пятна, первым делом по пробуждении разбитый Наль с раскалывающейся головой, мучаясь жаждой, добрался до сада, где уже толпились почти все обитатели особняка.

— Господин, ночью нашу ограду поцарапал лесной тролль, — озадаченно поведал Харгет, указывая на длинные борозды в гранитном столбе ворот. — А теперь даже не полнолуние и не новая луна.

Наль молча развернулся и направился назад в дом. Нашел в кухне бутыль холодного отдающего горечью тарглинта и припал к ней, опираясь нетвердой рукой на край разделочного стола.

39. Дар

— Господин, — раздавался из-за дверей немного виноватый голос Бирка. — Господин! К вам ваши друзья!

Наль скорчился на кровати, закрыл лицо руками. Открыв глаза, болезненно сощурился. Лучше бы ему не просыпаться. По крайней мере, не с утра, когда душу неизменно гложет беспросветность и черная тоска.

— Господин!..

— Ты это нарочно? — хрипло окрикнул он, и стук прекратился.

Бирк осторожно повторил фразу, которой, вероятно, пытался добудиться до главы семьи уже давно.