Дым осенних костров
Шрифт:
— Гордость переосмысливаешь, когда дрожь пробирает до костей, ноги не держат, а тело твое исторгает едва ли не все известные жидкости.
Деор покачал головой:
— Ты можешь все рассказать нам. На то и существуют друзья. Все мы протягиваем тебе руку, но ты один решаешь, принять ли ее. Разве дали мы или семья твоя повод усомниться? Вино утешает обманом, и берет высокую цену. Близкие искренни и принимают безвозмездно. Поделись, доверься, и тебе станет легче.
— Умом я все понимаю. — Наль сцепил перед собой холодные худые пальцы. Выпивка не согревала тела, не наливала обманчивой силой, и он чувствовал себя выпотрошенным
Друзья притихли. Никто не знал, чем помочь.
Осознающему свою вину полагалось предложить дуэль на условиях потерпевшей стороны трижды.
— Если ты не желаешь дуэли, — хмуро спросил Наль, — чем смыть нанесенное…
— Слезами.
Настал черед хозяина дома озадачиться.
— Оплачь свою самонадеянную глупость.
— Этого мало.
В ответ Меральд только качнул головой.
Озноб прокатился по телу, и Наль до боли стиснул пальцы, чтобы не дрожали.
— Я не могу так. Я должен смыть оскорбление.
— В конце концов, это я оставил тебя раненным на дороге вместо того, чтобы довести до дома.
— Я сам просил о том.
— Ты бредил.
— Вовсе нет.
— Так может, мы квиты?
— Едва ли. — Осколок попал в ладонь, когда он опускался на пол, и та слабо кровоточила. Вытащить его не получалось, как и осколок из сердца. — Твоей вины нет ни в чем. Это я собственноручно разрушил нашу дружбу.
— Слишком много мнишь, — фыркнул Меральд.
Наль развернулся всем корпусом, насколько позволял больной бок, и с надеждой и недоверием поймал его взгляд без тени улыбки.
— Дружба не ломается, как гнилая ветка, — заметил из-за плеча Меральда Деор.
— Любовь ломается, — с болью сказал Наль.
— Не торопись с выводами. Дай себе остыть.
Наль потянулся через Меральда, стараясь не задействовать корпус, накрыл ладонью руку Деора и встретил ожидаемо озадаченный взгляд вперемешку с усилившимся беспокойством.
— Целиком остыть пока не намерен, — сухо сказал он.
Меральд немедленно перехватил его руку, и брови над по-лисьи вытянутыми глазами взлетели вверх.
Скоро явится Бирк с вопросом, не принести ли чего-нибудь, и вид у него будет виноватый и опасливый, ибо он боится, что господин пошлет за вином. Бирк увидит учиненный в покоях разгром, кровь на ладони и пораненных осколками босых ногах господина. Придет в ужас, засуетится, но быстро опустит глаза, прикусит язык, чтобы не раздражать и не сказать лишнего. Когда начал слуга бояться его?
— Забавно, — будто размышляя вслух, прошептал Наль. — По приезду из дозора собирался я назначить дату нашей свадьбы.
* * *
Во втором особняке Фрозенблейдов в Фальрунне, на окраине кварталов знати близ деревни Лимр царило оживление. Средняя ветвь рода, линия покойного Эйниона, брата отценачальника Рейдара, и вся прислуга вышла во двор встречать возвратившегося из дозора Тандериона. Как часть старшей семьи, присоединились к ним из второго крыла особняка Сигриэн и Электрион. За Мадальгаром не послали: тот не мог отлучиться из королевской кузницы.
Спешно собранное шумное застолье успело подойти к концу, когда показался на пороге еще один Фрозенблейд, проснувшийся за полдень и лишь тогда узнавший о событии. Обведя запавшими, в темных кругах,
Уже наслышанный о последних событиях Дома, Тандерион протянул пятиродному племяннику руку, обнял свободной рукой и осторожно похлопал по спине. Слуги принесли посуду и приборы на еще одну персону.
— Расскажи, — глухо проговорил Наль, вперяя в него воспаленный, голодный взгляд. — Как там всё? Как наши? Что слышно из-за Дороги Дружбы?
— Сверигг бушует на всю округу, и далее. Кузены бьются. С юга вырастают новые поселения.
Он ничего не ел, только жадно впитывал вести от границ и за их пределами. Юные Земли почти потеряны, говорил Тандерион. Юными назывались они, потому что норды, основав первые королевства на севере, не нашли более подходящих мест для растущего населения, и часть молодежи отправилась на кораблях в поисках новых земель, к Альбиону. Наставала пора обратного движения, но куда?
— Не могу представить, что делать нам вскоре с потоками беженцев. Орочья сволочь, впрочем, имеет на то свои виды, жестче обычного выслеживает спасающихся, потерявших кров, стремящихся под нашу защиту… — Голос Тандериона гневно завибрировал, оборвался. Он сдержал вспыхнувший в голубых глазах огонь и заговорил уже спокойнее. — Орков люди тоже сильнее теснят.
Наль до боли сжал руки в кулаки. Он должен быть там, защищать Королевства вместе со своими.
— Полагают их за подданных своих государств, борются с бесчинствами, принуждают к службе, — быстро продолжил Тандерион. — Люди вокруг Юных Земель все более заселяют поля вредительством, привезенным из Антилии. Земляные плоды им весьма пригодились, а чудные яблоки, что близки к сонной одури, решительно перестали считать отравой.
— Те, что зовут золотыми яблоками?
— Именно, хотя на вкус, как говорят, совсем иные. Думается, они сродни нашим огненным фруктам. Эрлегар купил несколько на ярмарке близ Великого Озера…
Повернувший в мирное русло разговор слегка отвлек Наля, но в глубине души от собственного бессилия в столь трудный для Королевств час закипало отчаяние. Тандерион пошутил о чем-то, хлопнул племянника по здоровому плечу и деликатно оставил в своих мыслях.
Подняв наконец голову, юноша увидел, что на месте Тандериона сидит, прислонив трость к столу, троюродный прапрадед.
«Поздравляю, мальчик, — раздались в памяти слова, сказанные в День совершеннолетия, словно это было вчера. — Теперь главное — сохранить и приумножить все, чего ты достиг. Береги свою душу».
— Прости меня, Адабрант.
— За что, Огонек?
Он прочтет по глазам все. По крайней мере, многое. Все прародители видят, и лишь вопрос, куда они повернут это. Наль проглотил болезненный ком в горле, и под взглядом старшего внезапно выложил все о кошмарах, преследовании болот и Овраге Вздохов. О новой напасти, настигшей его так коварно и неожиданно, ибо, проснувшись однажды от пульсирующей боли в боку, он подумал об опостылевшей настойке мандрагоры и понял, что желает ее более, чем чего-либо в мире.