Дым от листьев

Татаринцев Тимур

Я увидел девушку с розовыми волосами. Она сидела в ванне, и с ней мужчина с раскосыми глазами, похожий на моего отца. Оба они кричали, девушка отбирала у него бутылку. Я видел, как этот мужчина наматывает ее мокрые волосы на гвоздь в стене. И в доме был кто-то еще, со страшной улыбкой и когтями. Меня стошнило.

Через мгновение я понял, что меня переворачивают лицом вверх. В теле была такая усталость, что нельзя пошевелиться. Я думал, что умираю, после чего ощутил, как мне прямо в рот льют холодную воду, и закашлял, но Камила крепко держала мою голову, пока не исчез горелый привкус. И

тут я сообразил, что моя голова лежит на ее бедрах, в руке Камилы железный чайник, а в небе горят звезды. Я не знал, сколько прошло времени.

Камила склонилась надо мной, и ее язык проник в мой рот. Это сразу же привело меня в чувство. Камила с улыбкой оттолкнула меня.

– Теперь ты понимаешь, зачем была нужна вода.

Камила попросила меня подняться. Она сказала, и на этот раз серьезным тоном, что я, если захочу, могу прекратить то, что видел, но тогда придется курить. Я вспомнил сцену в ванной и всем сердцем пожелал, чтобы этот мужчина никогда не появлялся в ее доме.

Она снова раскурила трубку и снова тонкой струйкой выпустила дым изо рта. Следом за этим протянула трубку мне. Я вдохнул на этот раз небольшое количество дыма, и, повторяя за Камилой, медленно выпустил его.

Ее тело с круглым животом было освещено углями и казалось медным. Я смотрел на лицо Камилы и видел, как от ее головы к моей тянется едва различимый шлейф из света, как будто в облаке дыма горело множество песчинок. Она выглядела другой женщиной, сильно старше своих лет.

Камила медленно подползла ко мне и принялась облизывать мой след от укуса. Только теперь я увидел, что ее черное тело покрыто то ли ожогами, то ли шрамами, но я стал целовать ее грудь, и она шепотом спросила, хорошо ли мне.

В следующее мгновение все потемнело, и я потерял сознание.

…

Я сидел между Дианой и водителем грузовика, и они разговаривали друг с другом, будто меня там не было. Иногда я смотрел на лицо водителя, его желтые глаза становились прозрачными, пока солнце поднималось над дорогой. А когда мы останавливались и Диана, задирая юбку, заходила за грузовик, чтобы намочить колесо, я разглядывал застрявших в решетке радиатора стрекоз.

Мне поручили заваривать зеленый огонь, и я передавал чашку то Диане, то водителю, а когда не был занят этим, смотрел в окно, ища оправдание всему путешествию в белых треугольниках на горизонте.

Ближе к полудню мы остановились возле будки платной дороги. Из нее выглянула рука в татуировках. Какое-то чувство во мне подсказывало, что рисунки продолжаются дальше и под формой цвета хаки покрывают все тело девушки, что была скрыта в окне. Странным образом она не увидела меня в кабине, поэтому водитель заплатил только за себя и за Диану.

Я заваривал зеленый огонь неумело, разливая кипяток по всей поверхности измельченных листьев, и напиток выходил слишком горьким. Мой взгляд цеплялся за бегущие то ближе, то дальше холмы, сухие виноградники, реки, маслянистые от солнца коровьи спины, я словно боялся, что потом ничего не вспомню. Прочел Диане заметку из своего блокнота, и она сказала:

– Серрос, холмы, произносится с двумя «эрре». Но где же здесь твой

голос, твои мысли и люди, которых ты встречаешь в пути?

Она сделала мне замечание, что я мог бы, по крайней мере, научиться готовить зеленый огонь. Я ответил, что это не такое важное дело. Она сказала, что в этой части страны – может быть, но дальше на юге – да, важное.

– Если будешь молчать, все решат, что ты гринго. А для местных это значит, что ты тупой и неприветливый.

Холмы были как волны, и на их гребнях поднимались коровы, то на переднем плане, то вдали. Еще немного, и мы увидим Южный океан, но я все еще жалел, что так необдуманно согласился на путешествие с ней.

Это было неожиданное предложение, ведь Диана ничего не знала обо мне. Я протестовал, потому что у меня не было денег, а я привык платить за женщин. Она, закатив глаза, пробормотала варонситос – мужики, мол, и объяснила, что у нее самой их немного, но напарник не помешает. К тому же, сказала она, для индианки в дороге так безопаснее. Мы обсуждали все это, ютясь в спальных мешках на заднем дворе заправки у шоссе. Той ночью я впервые спал на улице.

На каждой заправке, наполняя термос горячей водой, я изучал карту дорог на стене. Я мог наскрести денег на автобус до приграничного городка и дальше ехать на попутках до Буэнос-Айреса, но боялся замерзнуть в горах. Я ничего не отвечал Диане, и грузовик продолжал нести нас сквозь плантации сои, и порой над дорогой зависали большие аисты.

Однажды мы проезжали рощу эвкалиптов, в которой горело вечернее солнце и паслось стадо быков. Водитель сбавил скорость и сказал с побелевшим лицом, что это земли индейцев. Диана перевела мне его слова. Он добавил, что в сумерках здесь какая-то девочка колотит ладонями в окна грузовиков.

С его словами стая черных птиц поднялась от сбитой лисы на дороге, у которой вся шкура была в крови, и казалось, что они разбрызгали кровь над лесом, сполоснули бока огромных эвкалиптов.

К ночи мы добрались до Пуэрто-Монта. Поспали в кабине грузовика на складе, пока водитель оформлял документы, а утром пошли на пляж.

Волны покачивали рыбацкие лодки с выцветшими номерами, над илистым берегом вились чайки и пеликаны. В бухте виднелись остовы кораблей на починку. Верхушки деревьев на склоне горы тонули во влажном тумане, солнце подсвечивало столбики дыма над калетой, снасти рыбацких лодок.

Мы с Дианой сидели, завернувшись в спальные мешки. Ветер тянул к берегу полупрозрачные, цвета бутылочного стекла, волны. Они плескались у ближайшей скалы, которую облепила стая морских львов, издающих зацикленное рычание.

Песок был черным, в нем попадались мелкие янтарные камешки и скелеты крабов. Мы наблюдали, как две чайки дерутся за клешню, оставленную волнами, другая стучала раковиной по перевернутой лодке.

Завтракая галетами, мы смотрели на играющих в песке птиц. Волны смывали их следы, и нам не думалось ни о чем, пока глаза Дианы не стали жесткими, как бывало, когда она готовилась мне что-то сказать. Некоторые львы подбирались к рыбному мусору, который плавал у берега, на них кричали пеликаны.