Дым под масками
Шрифт:
Матросы стояли неподвижно. Капитан, казалось, не шелохнулся с тех пор, как Штефан его впервые увидел. Готфрид больше не пел. Он стоял у палубы, растирая руки черной шерстяной тряпкой, и довольно щурил красные глаза, словно пробитые светлым пятном радужки.
Справа раздался шум. Люди ожили, заговорили – словно с поля спугнули стаю ворон.
Штефан разжал мокрую ладонь и гарпун упал на палубу с глухим стуком, тут же потонувшим в общем гомоне.
– Не показывайте, что что-то почувствовали, Штефан, – раздался за спиной голос Готфрида. – Остальные просто ощутили…
– Вы – менталист, – прошептал он, не надеясь, что его услышат. – Как вас вообще пустили на корабль?!
– Я же говорил – на этом корабле нет ничего легального.
– Кобт бэ…
Готфрид стоял рядом, бледный, с полосой размазанной крови под носом, красными от полопавшихся сосудов белками и испачканным красными кляксами шарфом. Совсем не казался опасным, но сама мысль о природе его колдовства вызывала панику. Если он смог внушить левиафану, что перед ним нет огромного парохода, полного людей, значит, Готфрид легко может сделать все, что угодно. Заставить всю команду утопиться. Взорвать корабль. Или… Штефану начала отказывать фантазия, но ничего хорошего от такого человека ждать точно не стоило.
Штефан оглянулся в поисках поддержки. Матросы и капитан только что видели, как чародей заставил левиафана мирно уйти под воду. Они не могут не понимать, что это значит. Они должны бояться.
Но люди вокруг были заняты своими делами, словно статисты в представлении. Они сдавали оружие, кто-то ушел с палубы, а мальчишка в огромной куртке с закатанными рукавами угрюмо оттирал фальшборт.
– Я лучше обращаюсь со зверушками, чем с людьми – примирительно произнес Готфрид.
– А что вы внушаете людям на проповедях?
– Я не пользуюсь даром на проповедях.
– Почему?
– Когда вам нравится женщина, вы оглушаете ее и тащите в кровать?
– Так, – между ними вклинилась Хезер и помахала руками над головой. – Готфрид, по-моему вам нужно положить на глаза что-нибудь холодное. И знаете, меня совершенно не слушаются канарейки.
…
В Лигеплаце Штефан с большим трудом сдержался, чтобы сойти с корабля, а не позорно сбежать. В этом городе он бывал раньше, но никогда не замечал в нем ничего особенного – обычный маленький город в Кайзерстате. Похожий на игрушечный городок из снежного шара – пока смотришь через стекло гротескно-милый, кажущийся ненастоящим. А стоит уронить шар на пол – видно швы от клея, грубую работу, непрокрашенные участки, не говоря о том, что вокруг разливается дурно пахнущая лужа маслянистой дряни, в которой плавал снег.
Таким Штефану казался весь Кайзерстат. Вполне сносная страна, но очаровываться особо нечем.
Но сейчас.
Сейчас Штефан был готов упасть лицом вниз на подгнившие доски и раскинуть руки, чтобы обнять весь этот чудесный город, где мостовая не качается под ногами, из переулков не выныривают змеи, а люди настолько довольны жизнью, что о революциях знают только из газет и анекдотов.
Ему казались очаровательными девушки-подавальщицы с хитрыми лицами. Они таскали на причал корзины сезонных фруктов и цветов, улыбались всяким
Очаровательными казались и другие – в желтых кружевных шарфах. Штефан раньше никогда не задумывался, но теперь вдруг понял, что у кайзерстатских проституток платья были всего на ладонь выше приличной длины. Шарфы заменяли им вульгарные наряды и макияжи, делали их естественной частью городского пейзажа. В Кайзерстате любили слово «гезамткунстверк» – гармония разных видов искусства в одном пространстве. Кайзерстату не пошли бы китчевые девушки с улиц Морлисса – пышные короткие юбки, пустые ржавые клетки турнюров и нелепо раскрашенные лица.
И даже старые доски из темного дерева, которыми был выстелен причал, казались ему восхитительно прекрасными.
– Яблочко, герр? – девушка с огромной корзиной желто-розовых яблок улыбалась ему и протягивала почему-то еловую веточку в поблескивающем искусственном снеге.
Штефан понял, что тоже выглядит осоловевшим от долгого путешествия дураком. Попытался напустить суровый вид, но ничего не получилось.
– Нет, спасибо, – выдавил он и обернулся, ища взглядом Хезер.
Она стояла чуть поодаль и беседовала с Готфридом. Клетка с канарейками и сумка стояли у ее ног, а в руках она что-то держала и с восторгом показывала чародею.
– О Спящий, – пробормотал Штефан и подошел ближе.
Конечно, не успела Хезер сойти с корабля, как тут же нашла себе очередную крысу. Штефан почти привык к этим огромным, лишайным чудищам с пятнистыми хвостами, которых она вечно подбирала куда бы они ни пошли, но все равно не мог отделаться от отвращения.
– Это твой новый друг? – спросил он, разглядывая крысу. Крыса в ответ уставилась на него черными поблескивающими глазами и показала длинные желтые зубы.
– Ага, я его с парохода увела. Его тошнило, – убежденно заявила она. – От качки и хлеба.
– Крыс тошнит? – засомневался Штефан. – Тем более от качки?
– Смотри, какой он бледненький.
Он запоздало сообразил, что Хезер просто строит дурочку перед Готфридом и усмехнулся.
– Что же, видимо нам надо прощаться, – начал было Штефан.
– Готфрид согласился быть нашим чародеем, – перебила его Хезер.
– Как это любезно со стороны Готфрида, идем-ка в сторонку, кедвешем. – Он хотел взять ее за руку, встретился в угрюмым крысиным взглядом и просто прихватил ее за воротник, как котенка за шкирку. Если Хезер вздумалось строить из себя миленькую идиотку – пусть играет до конца.
– Штефан, у нас половины труппы нет. Мы приедем в Гардарику – и что? Они звали «Вереск». Они вообще-то Томаса приглашали, а мы им что будем показывать? Ник давно порывается уйти и просит расчет, да и без Томаса он со своими иллюзиями просто пустое место!
– Может я буду делать свою работу, а ты – свою? У нас есть отработанная программа, нам в любом случае поздно что-то менять. Ты хочешь потащить с собой государственного преступника? Фанатика? Потому что он умеет разговаривать со зверушками?