Дымят редакционные трубы
Шрифт:
Одна только мысль терзала меня. Никак я не мог понять, откуда родители брали эти приятные сюрпризы и где они их хранили до моего прихода. В магазинах в то время достать обычное мороженое, а тем более торт-мороженое было абсолютно невозможно, а в квартире у нас стоял только один холодильник «Бирюса» со сравнительно небольшой морозильной камерой. Спрятать коробку с тортом в ней было невозможно – я это знал достоверно, так как каждый раз после того, как съедал мороженое, проводил тщательную экспертизу содержимого морозилки. И не находил там ничего похожего на торт-мороженое.
Лишь спустя несколько лет я дотумкал, где родители прятали от меня коробку с мороженым. На балконе, под покрывалом, где хранились некоторые
Папа вырос в старинном уральском селе Курьи, где находится одноименный курорт, основанный аж в конце XIX века. В огородный сезон (с апреля по октябрь) здесь, в родительском доме, проживала сестра отца вместе с мужем, проще говоря, мои тетя Нина и дядя Алик (Альберт). С тех пор, как мне стукнуло 10 лет, периодически меня туда оправляли в «ссылку» – что-то типа летнего лагеря. Иногда туда привозили и моих племянниц, разница в возрасте с которыми составляла от двух до четырех лет в ту и другую стороны. Я приезду девчонок несказанно радовался, так как коротать время с двумя пожилыми людьми, погруженными в садово-огородные заботы, было, на самом деле, не так уж и весело. А вот вместе с племяшками мы гуляли по сельским улицам, ходили в сельпо за продуктами, совершали вылазки в лес за дарами природы (вместе с взрослыми, естественно), занимались всякой ерундой, сидя на печке в доме или на чердаке бани и тому подобное.
Как-то раз, в погожий летний день мы с девчонками решили сходить искупаться, так как на улице стояла невыносимая жара. Дорогу до речки мы знали, – идти до нее нужно было примерно минут 15-20, поэтому прикинули, что за часик-полтора обернемся, и спрашивать разрешения у взрослых не стали, посчитав, что нас даже и не хватятся. Как же глубоко мы ошибались…
На речку и правда пришли быстро, скинули одежку и залезли в воду. За бултыханиями и нырянием мы совершенно забыли про тот факт, что нас могут хватиться. За себя и свое здоровье мы совершенно не опасались, так как место для купания выбрали мелкое – там едва ли было мне по пояс.
Опасность явила свой грозный лик на берегу в виде дядьки, грозно вращающего глазами за толстыми стеклами очков и изрыгающего проклятия в мой адрес. Он во всеуслышание, не стесняясь в выражениях, приказал нам выметаться из воды и немедленно следовать домой. Что мы, собственно, и сделали.
Остаток того дня я провел на кровати в дальней комнате кверху задницей, которая у меня нещадно болела после дядькиных нравоучений, сопровождавшихся рукоприкладством. Про ювенальную юстицию в конце 80-х – начале 90-х никто и слыхом не слыхивал, а пожаловаться родителям, не имея под рукой никаких средств связи, было практически невозможно. Да я, в принципе, прекрасно понимал, что виноват, так как сам подбил девчонок на то, чтобы сгонять на речку. Представляю себя сегодняшнего на месте дяди и тети, которые вдруг обнаруживают, что вверенные им подопечные утонули, например.
С тех пор я всегда спрашивал разрешения у родителей, когда куда-то собирался прогуляться. Самое интересное, что мне практически ничего не запрещали (видимо, доверяли), и я с легкой душой убегал по своим ребячьим делам, в то время как мои более невезучие товарищи вынуждены были отсиживаться дома. Потому что «мама или папа не отпустили…»
Об еще одном забавном случае, связанном с дядей Аликом, мне как-то рассказала моя старшая племянница Марина. Далее с ее слов.
«Мы деда (дядьку твоего) частенько из себя выводили, или он сам по себе выводился. Он за нами вокруг печки с ремнем бегал; и смешно, и страшно одновременно было. У меня из таких погонь ярко помнится, как все мелкие (Ани и Таня) с дедушкой в
– Деда, давай мы тебе будем говорить названия рек, а ты их будешь повторять наоборот, – как-то раз говорят девчонки, отдыхавшие летом в Курьях.
Дед нехотя согласился, оторвался от газеты и сел на кровати.
– Москва – Лена, – сказала старшая Аня.
– Лена – Москва, – повторил дед.
– Енисей – Кама, – сказала младшая Аня.
– Кама – Енисей, – повторил дед.
– Дон – Ягон – сказала Таня (самая мелкая из нас).
– Ягон – Дон, – повторил дед и тут же разразился ругательствами, вскочил, а девчонки с визгами понеслись врассыпную, и все закрутились вокруг печки… Я отлеживалась на полатях, изо всех сил шепотом хохоча в подушку, и даже не услышала, как дед меня нашел… Досталось мне, поскольку только от старшей таких пакостей эти «мелочи» могли наслушаться».
Однажды мы с моим соседом по подъезду Ромкой попали в очень неприятную историю. А дело было так.
В нашей пятиэтажке, где мы жили с родителями в те годы, имелся обширный подвал, поделенный на небольшие индивидуальные отсеки. В них жители дома хранили всякую фигню, которой по большей части не пользовались, но выбросить ее было жалко. Некоторые наиболее рукастые товарищи обустраивали в своих «сарайках», как мы их тогда почему-то называли, овощные ямы, где хранили овощи и всякие соленья-варенья. Обычным делом было встать утром выходного дня, взять ключи, спуститься в подвал, забраться в яму и достать оттуда банку маринованных огурчиков, пакет картошки. Там же зимой «жил» мой велосипед, на котором я катался только в теплое время года.
Здесь же, в подвале, мы с Ромкой проворачивали некоторые дела, очевидцами которых, по нашему мнению, не должны были становиться родители и вообще любые другие взрослые. Одним из таких дел стала сушка газетной бумаги, пропитанной раствором селитры. Из высохшей [бумаги] впоследствии получались отличные дымовые шашки, которые мы называли бомбочками.
Селитру, кстати, мы брали на складах элеватора (или зернохранилища), расположенного в 15-ти минутах ходьбы от нашего дома, где этого удобрения было просто навалом, и пропажу одного-двух килограммов вряд ли бы кто-то заметил. Вот и в тот раз мы набрали селитры, в каком-то старом тазике развели ее водой, наложили в раствор порванной бумаги и, дождавшись, пока она хорошенько пропитается, развесили ее по батареям, чтобы она высохла.
На следующий день, прямо с самого утра, мы пошли снимать заготовки для дымовушек с труб отопления. И надо же было такому случиться, что в то же время в подвал спустился недавно переехавший в наш дом сосед. Он толком не знал ни нас, ни наших родителей, но почему-то сразу решил, что мы никто иные, как малолетние воришки, которые воруют у своих соседей и в этот раз пришли обнести его сарайку. Что уж у него там такого ценного было, одному Богу известно.
Подкрался этот подозревающий всех и вся в нехорошестях дядя к нам и попытался одновременно ухватить нас с Ромкой за уши. Мой товарищ, как более верткий и прыткий, умудрился вырваться из цепкого захвата, а меня дядечка держал крепко. Я, по дурости своей, зачем-то сразу решил оправдываться и что есть мочи заорал: «Да не брал я ваше варенье!» Дело в том, что буквально накануне какие-то тати вскрыли несколько сараек и вынесли оттуда самое ценное – всякий хлам из цветных металлов (меди и алюминия), да несколько банок заготовок на зиму, в том числе и чье-то варенье. Это, само собой, убедило мужчину в том, что я на 100 процентов малолетний воришка, и он, потянув меня к выходу из подвала, начал допрос с пристрастием, расспрашивая, как меня зовут, где я живу и что я забыл в «ЕГО» подвале. Я честно отвечал на все вопросы, понимая, что из рук взрослого мне не вырваться.