Дышавшая любовью
Шрифт:
Она варила зелье исправно каждый день, но про себя называла его всего лишь тонизирующим напитком, для здоровья. Ей хотелось верить, что Том любит ее безо всякого колдовства. С их скромной свадьбы прошло много времени, и с тех пор она не раз задумывалась о том, что их жизнь устоялась, а значит, теперь можно обойтись и без зелья, но перестать его давать ему она боялась. А потом и вовсе стала верить, что наливает ему в чай что-то совсем иное, никак не влияющее на его настоящие чувства к ней.
С марта ей стало казаться, что с ее телом происходит что-то не то. В мае она обнаружила, что у нее заметен живот. В
Когда она сказала эту новость Тому, пришедшему с работы, он удивился и ответил очень вяло. Тогда Меропа усадила его за стол и, прежде чем накормить ужином из утки и риса, дала ему тонизирующий напиток и повторила новость. Теперь он расширил глаза от радостного удивления и стал тараторить просьбы простить ему его рассеянность, ссылаясь на усталость. Он опустился перед ней на колени и припал щекой к округлому животу. Он медленно гладил его по кругу, а Меропа стояла, откинув голову назад, и проживала сполна этот счастливый момент. Да, говорила она себе, он всего лишь устал.
С тех пор Том, приходя с работы, вспоминал о будущем ребенке и сразу же, хоть и несколько отрешенно, справлялся о ее состоянии. Все чаще эти вопросы становились более бодрыми, как будто то, что он станет отцом, записалось в его сознание и стало его неотъемлемой частью. Ну конечно, отцы любят свою плоть и кровь, особенно если это их сыновья. Взять в пример того же Морфина и ее отца. Меропа была уверена: когда родится сын, ей не нужны будут никакие тонизирующие напитки, чтобы Том был рядом с ней и любил ее. Она станет матерью его ребенка, она обязательно будет ему дорога.
Был Хэллоуин, когда судьба ее будущего дитя определилась и определилась самым худшим образом. Том пришел с работы, как обычно, слегка отрешенным, не вполне понимающим, почему он возвращается именно сюда, именно к ней. Но Меропа стойко приняла его блуждающий взгляд, убеждая себя, что это лишь побочное действие, что, когда зелье прекратит свое действие и Том все осознает, он вернет своим темным глазам прежнюю нежность, с какой он обращал к ней взгляд.
Но вот они поужинали и сели на диване возле радио, маггловского ящика с песнями и рассказами, который Меропа слушала только вместе с Томом. Она поглядывала на любимого, чье красивое лицо все сильнее омрачалось какой-то мыслью, засевшей в него с самого прихода домой. Меропе хотелось плакать от страха, но зелье не было готово, она специально не стала варить его сегодня, чтобы не искушать свою слабую душу.
— Милый, все хорошо? — обратилась она к нему и взяла за руку. — Наш ребеночек толкается, хочешь потрогать?
Том посмотрел на нее, по инерции проводя рукой по ее животу, но в его движениях больше не было осознанности. Секунда, вторая — и взгляд его темных глаз окончательно прояснился. В последствии Меропа хотела стереть из памяти этот страшный миг, но сейчас она была в нем, и все внутренности разом ухнули
— Что?.. — начал было Том, словно не зная, как выразить то, что только что до него дошло. Он еще держал руку на ее большом животе, а она отчаянно вцеплялась в нее и не желала отпускать, когда он попытался отстраниться. Он с усилием вырвал свою ладонь и резко поднялся на ноги, отходя от нее прочь. — Что за чертовщина?
— Что такое, любимый? Что тебя беспокоит? — нервно сглотнув огромный ком, перекрывший дыхание, проворковала Меропа.
— Как я?.. — у него не хватало слов. Он медленно схватился за голову, словно до него доходило страшное понимание своего положения, которое он с трудом мог уложить в сознании. — Чай… Это все чай, да? Не мог же я так… О, милостивый господь, что же ты натворила?!
Он в ярости заходил по комнате, не убирая рук из своих волос, куда он запустил их, напрягши тонкие длинные пальцы, которыми сжал волосы у корней, словно хотел причинить себе боль от осознания того, что сделал. Меропу как громом поразило. Она сидела на все том же месте, все так же прижимала руку к животу в нелепом жесте, будто по-прежнему держала его ладонь. Ей хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, укрыться с головою одеялом, лишь бы не видеть в любимых глазах такое откровенное отвращение, когда он то и дело бросал на нее взгляд, чтобы убедиться, что ему все это не приснилось.
— Что я натворила, любимый? — глухо спросила она, сдерживая подступающие слезы. — Мы с тобой только что слушали радио, ты гладил мой живот. Мы ждем с тобой ребенка.
Она говорила невпопад, позабыв от страха и тупой боли в грудине все слова. Том остановил свой дикий марш по квартире и недоуменно посмотрел на нее.
— Какой ребенок, женщина? О чем ты говоришь? Что я вообще здесь делаю, с тобой?
— Я твоя жена, — сказала Меропа тверже, решив, что надо напомнить ему, кто они друг другу. — И я жду от тебя ребенка. Мы женаты уже много месяцев.
Том, издав непознаваемый болезненный вопль, бросился к окну, дико заозирался по сторонам, а затем бросился в коридор к календарю.
— Что ты сделала со мной? Чем опоила меня? А ну, отвечай, дрянь!
Он схватил ее за грудки и прижал к стене коридора, куда она проковыляла вслед за ним. Она ударилась лопатками и затылком, но он не обратил внимание, а она безвольной куклой тряслась в его руках и мечтала о том, чтобы всего этого с ней не было, чтобы они, как и каждый вечер до этого злосчастного Хэллоуина, просидели после ужина в гостиной, обсудили прошедший день; приняли вечернюю ванну и легли вместе спать, крепко обнявшись.
Но сейчас ее ранил его злой, ненавистный взгляд, которым он не награждал ее даже тогда, когда впервые узнал о ее существовании. Мерлин, пусть все вернется на круги своя.
— Том, ох, — болезненно выдохнула она, когда он снова затряс ее, требуя ответа. — Наш ребенок…
— Наш? Наш?! — взвыл он, с отвращением отталкивая ее от себя и не желая прикасаться к огромному животу. — Не знаю, где ты нагуляла его. Я не имею никакого отношения к этому отродью.
Меропа заплакала. Холодный, жестокий голос Тома кромсал все у нее внутри. Она бессильно опустилась на пол и слушала, как Том яростно шагает из угла в угол, собирая свои вещи.