Дьюма-Ки
Шрифт:
— Хози приходит прибираться по вторникам и четвергам, и она не возражает против того, чтобы присматривать за мисс Истлейк, пока та спит днём. То есть завтра я могу прийти и взглянуть на твои картины, скажем, около двух, если тебя это устроит.
— Как ты узнал, что я этого хочу? Я всё ещё собирался с духом, чтобы попросить тебя.
Уайрман пожал плечами.
— Совершенно очевидно, что тебе хочется, чтобы кто-нибудь взглянул на твои картины до того, как ты повезёшь их этому парню из галереи. Помимо твоей дочери и юноши, который у тебя на побегушках.
— Встреча назначена на пятницу. Я в ужасе.
Уайрман помахал рукой, улыбнулся.
— Не волнуйся. — Пауза. — Если я решу, что твои картины —
— Меня это устроит. Он кивнул.
— Просто хотел прояснить этот момент. — Он распахнул ворота и провёл меня во двор гасиенды «Гнездо цапли», известной также как «Palacio de Asesinos».
ii
Я уже видел этот Двор, когда разворачивался в открытых воротах, но в тот день я только мельком взглянул на него, потому что думал об одном: как бы поскорее довезти до «Розовой громады» и себя, и дочь с посеревшим, блестящим от пота лицом. И теннисный корт я тогда заметил, и керамические плитки, а вот пруд с золотыми рыбками — нет. Корт, тщательно подметённый, с твёрдым покрытием цветом чуть темнее плиток двора, ждал выхода игроков. Оставалось лишь натянуть сетку одним поворотом хромированной ручки. Корзинка с мячами на сетчатой подставке заставила меня вспомнить о рисунке, который Илзе увезла в Провиденс: «Конец игры».
— Придёт день, мучачо, — Уайрман указал на корт, мимо которого мы проходили. Он замедлил шаг, так что я его догнал, — когда мы с тобой придём сюда. Я не буду ставить перед тобой сложных задач, только отбивай и подавай, не сходя с места, но мне так хочется помахать ракеткой.
— Отбивать и подавать — та цена, которую мне придётся заплатить за твою оценку моих картин?
Он улыбнулся.
— Цену я назову, но она другая. Я тебе скажу. Пошли.
iii
Уайрман провёл меня через чёрный ход. Оставив позади темноватую кухню с большими белыми столами для готовки и огромной плитой «Вестингхауз», мы оказались непосредственно в жилых помещениях, поблёскивающих тёмным деревом: дубом, грецким орехом, тиком, секвойей, кипарисом. Это был Palacio, построенный в старинном флоридском стиле. Мы миновали комнату, уставленную стеллажами с книгами, в углу о чём-то размышляли рыцарские доспехи. Библиотека выводила в кабинет, стены которого украшали картины, не тёмные портреты маслом, а яркие абстракции, даже парочка оп-артов, [66] от которых глаза вылезали из орбит.
66
Оп-арт — направление в искусстве, получившее распространение в 1950–1960 гг. Художники этого направления использовали особенности восприятия плоских и пространственных фигур для достижения зрительных иллюзий.
Свет падал на нас сверху белым дождём, когда мы шли по главному коридору (Уайрман шёл, я — хромал), и я понял, что при всём великолепии особняка мы находимся пусть и в шикарном, но обычном крытом переходе, который разделяет части старых и куда более скромных флоридских домов. У этого стиля (дома всегда строили из дерева, иногда из обрезков) даже есть название: флоридская нищета.
Вдоль стен перехода, ярко освещённого сквозь стеклянный потолок, выстроились декоративные цветочные горшки. В дальнем конце Уайрман повернул направо, и мы очутились в огромной, прохладной гостиной. Окна выходили на боковой дворик, весь в цветах. Мои дочери назвали бы половину, Пэм — все, я распознал только астры, коммелину, самбук, наперстянку. Ах да, и рододендроны. Их было много. За цветами и кустами тянулась дорожка, выложенная синей керамической плиткой, вероятно, уходящая к главному
В комнате находилась женщина, с который мы с Илзе повстречались в тот день, когда отправились исследовать Дьюма-Ки-роуд. Тогда она сидела в инвалидном кресле, с синими кедами на ногах. Теперь она стояла, ухватившись за рукоятки ходунков. Босиком, и ступни у неё были большие и очень белые. Её наряд, бежевые брюки с высокой талией и тёмно-коричневая шёлковая блузка с невероятно широкими плечами и пышными рукавами, напомнил мне Кэтрин Хепберн в тех старых фильмах, которые иногда показывают по кабельному каналу «Классическое кино Тёрнера»: «Ребро Адама» или «Женщина года». Только я не помнил, чтобы Кэтрин Хепберн выглядела такой старой, даже когда состарилась.
Середину комнаты занимал длинный низкий стол, похожий на тот, что отец поставил в подвале нашего дома для своих электрических поездов. Только этот покрывала не искусственная трава, а какое-то светлое дерево, может, бамбук. Стол заполняли игрушечные дома и фарфоровые статуэтки: мужчины, жёнщины, дети, домашние животные, животные из зоопарка, мифические существа. И если уж говорить о мифических существах, то парочку изготовили чернолицыми, нарываясь на недовольство НАСПЦН. [67]
67
Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения, крупнейшая негритянская общественная организация, созданная в 1909 г.
Элизабет Истлейк взглянула на Уайрмана с той нежной радостью, которую я с удовольствием бы нарисовал… хотя не уверен, что кто-нибудь воспринял бы это серьёзно. Сомневаюсь, что в нашем искусстве мы верим простым и чистым эмоциям, хотя постоянно видим их вокруг нас, изо дня вдень.
— Уайрман! — воскликнула женщина. — Я проснулась рано и так хорошо провела время с моими статуэтками. — Говорила она с сильным южным акцентом: «ста-а-туэтка-а-ми». — Посмотри, вся семья дома!
В конце стола стояла маленькая копия особняка с колоннами. Вспомните Тару из «Унесённых ветром» и не ошибётесь. Или уса-а-дьбу, если вы говорите, как Элизабет. Вокруг стояли с десяток статуэток. Словно собрались на какую-то церемонию.
— Это точно, — согласился Уайрман.
— И школа! Я поставила детей рядом со школой! Посмотри!
— Я посмотрю, но вы знаете, я не люблю, когда вы встаёте без меня.
— Мне не хотелось вызывать тебя по рации. Я действительно очень хорошо себя чувствую. Пойди и посмотри. И пусть посмотрит твой новый друг. Ох, я знаю, кто вы! — Она улыбнулась и поманила меня пальцем. — Уайрман мне всё о вас рассказывает. Вы поселились в «Салмон-Пойнт».
— У него своё название — «Розовая громада», — вставил Уайрман.
Она рассмеялась. Как часто случается с курильщиками, смех перешёл в кашель. Уайрман поспешил к ней, поддержал. Мисс Истлейк не возражала.
— Мне нравится, — одобрила она, когда смогла говорить. — Ох, милый мой, мне очень нравится! Подойдите и посмотрите, как я поставила детей. Мистер?.. Я уверена, мне называли вашу фамилию, но не могу вспомнить, как и многое другое, мистер?..
— Фримантл, — подсказал я. — Эдгар Фримантл.
Я подошёл к её столу со статуэтками. Она протянула мне руку. Не мускулистую, но большую, как и её ноги. Она не забыла, как здороваются, и руку пожала мне крепко. При этом с живым интересом разглядывала меня. Мне понравилось, что она так легко признаётся в проблемах с памятью. Что же касалось болезни Альцгеймера, была она у неё или нет, но я запинался и в разговоре, и в поиске слов куда чаще, чем мисс Истлейк.