Дюжина черных роз
Шрифт:
Потом одного из любимцев брата Мартина, шестилетнего мальчика с лицом херувима, навестил давно забытый дальний родственник. Очевидно, мальчик что-то рассказал, потому что родственники сообщили в полицию. Настоятель обратился к епископу, который сумел уладить дело и с опекунами мальчика, и с полицией. Брат Мартин был удален из приюта и, как я полагал, лишен сана. Было это в 1971 году.
Я оставался в приюте Сент-Иво еще два года, потом меня перевели в приют Сент-Левана. Можете себе представить мое потрясение и возмущение, когда я обнаружил там брата Мартина! Я был в ужасе от подобной мерзости. Но, когда я обратился к настоятелю и сообщил ему о наклонностях брата
Отец Эймон замолчал, вздохнул глубоко и прерывисто и поднял лицо к своду. Глаза его быстро моргали, пока он пытался снова овладеть собственным голосом.
— Он был очень красивым ребенком. Безупречно красивым. Огромные матовые глаза — как у лани. На него смотреть — просто сердце щемило. Я бы посвятил свою жизнь служению такому ребенку. Я...
Голос отца Эймона задрожал и начал садиться. Слишком сильно накатили воспоминания. Хоть столько лет прошло, боль не притупилась, рана не зажила. Он закрыл глаза, но не мог отогнать образ, только теперь не было виски, чтобы притупить остроту и залить ожог. Трясущейся рукой Эймон вытер слезы.
— Я его нашел в платяном шкафу. Трусы были заткнуты ему в глотку так глубоко, что он задохнулся. Я знал, чья это работа, и обезумел от гнева. Я бросился искать Мартина и нашел его в подвале — он собирался сжечь в печи собственное белье. А на нем была кровь и еще другие следы. Я его обвинил в изнасиловании и убийстве бедняжки Кристофера. Этот мерзавец налетел на меня с угольной лопатой. Для маленьких детей он был ужасом, но взрослому мужчине не противник. Я вырвал у него лопату...
Глаза отца Эймона сощурились, лицо сжалось, как у человека, превозмогающего боль при операции без анестезии.
— Какой-то миг я просто стоял, зная, что и это тоже замажут и скроют, как было в приюте Сент-Иво. Я знал, что брат Мартин ни за что не окажется в тюрьме. В лучшем случае его лишат сана, в худшем — переведут в новый приход, начать заново. В любом случае дети будут в опасности. Такие дети, как Кристофер — бедный невинный Кристофер.
Я ему проломил голову той же лопатой.
Полиция назвала это самообороной. Архиепископ очистил меня от подозрений в преступлении. В конце концов, церкви нужен был «священник-герой» в противовес убийце-педофилу. Я сам себе говорил, что совершил справедливость, что послужил орудием гнева Господня. Но это была ложь. Когда я стоял над Мартином и слушал его лепет о пощаде, ничего другого я не чувствовал, кроме ненависти! Священник должен ненавидеть грех, но любить грешника, а я ненавидел именно его. Ненавидел за то, что он сделал с несчастным ребенком! Ненавидел себя — за то, что не оказался на месте, когда был нужен Кристоферу! Ничего не было во мне от Бога, когда я опустил угольную лопату ему на череп, и я это знал. Вскоре после этого я начал пить. В 1982 году перенес нервный срыв. Архиепископ послал меня в санаторий, через полгода я оттуда сбежал. Предъявил права на небольшое наследство, которое осталось от моих тети и дяди, и на это с тех пор и живу.
Еще студентом в семинарии я слышал рассказы о «приходе проклятых». Год мне пришлось странствовать в его поисках — но я нашел наконец Город Мертвых. Забавно, как людям открывается сюда путь, когда прочие улицы жизни для них закрываются. Здесь я живу уже двенадцать лет, напиваюсь до забвения каждую ночь и прошу от Господа знака,
— Вы не можете себе простить гибель мальчика.
— Я не спас его. Я пообещал, что ничего с ним не случится, — и солгал. Уже двенадцать лет не проходит ни одной ночи, чтобы я, закрыв глаза, не увидел его, холодного и мертвого. Иногда я просыпаюсь, задыхаясь, как задыхался он в эти последние страшные мгновения.
— Святой отец, это не ваша вина. Вы терзаете себя ни за что.
— Так и врачи говорили в санатории. Но они ошибались, и вы тоже ошибаетесь. В этот день умерло все, что делало меня священником. Я стал одним из проклятых, вот почему я искал Город Мертвых. Мне место здесь. — Он с усилием встал со скамьи, пытаясь сдержать дрожь в руках. — Мне... мне надо подышать воздухом. Прошу извинить меня. Если я вам буду нужен, я на колокольне.
Клауди оглядел переулок, переложив кулер из правой руки в левую. Улицы были необычно пусты даже для Города Мертвых. И все же пешая прогулка не была самым безопасным предприятием в эти ночные часы. Но у Клауди не было выбора. Поиск торговца кровью с черного рынка занял почти весь день. Когда покупка была сделана и Клауди возвращался в Город Мертвых, солнце уже садилось. Он обещал доставить покупку и собирался свое слово сдержать. Судя по словам священника, ей не выдержать ночь без вливания. Сейчас надо только добраться до Сент-Эверхильда, не попавшись громилам Эшера...
Он шагнул из переулка — и тут же перед ним из темноты вырос здоровенный «звездник», заступив дорогу.
— Эй, парни, смотри-ка, что я нашел!
Второй такой же массивный «звездник» появился из темноты за спиной Клауди.
— Так-так, похоже, нарушитель комендантского часа. Ты чего, старик, не знаешь, что у нас чрезвычайное положение?
Клауди сжался, стараясь держать в поле зрения обоих.
— Чрезвычайное положение? А кто его ввел?
— Ты чё, совсем офонарел? Лично Король Ада — лорд Эшер, царь всего этого блядского Города Мертвых! — осклабился первый и ткнул толстым пальцем в кулер в руках у Клауди. — А чего у тебя тут, мудило? Нам положено обыскивать и допрашивать всех, кто выйдет на улицу после заката.
— Да ничего для вас интересного. Давайте вы меня отпустите, ладно?
Второй «звездник» наклонился поближе, зловеще хмурясь.
— Слышь, батя, он тебя спросил, что у тебя в кулере. Давай-ка посмотрим.
Клауди полоснул первого ножом, чуть не отхватив ему большой палец. Бандит схватился за свою руку, пораженный скорее удивлением, чем болью.
— Ах ты блядь!
Клауди бросился бежать мимо загородившего дорогу угловика, но второй был слишком близко сзади. Клауди ощутил, как воздух с шумом вырывается из легких, когда его бросило на землю с такой силой, что кости задрожали. Хрустнула сломанная лопатка, и Клауди вскрикнул.
Первый, все еще держа себя за палец, поддал ему ногой так, что подбросил в воздух.
— Этот гад меня полоснул! — завизжал он. — Я его убью на хрен!
Из темноты бегом появился третий, привлеченный криками и шумом борьбы.
— Что у вас тут?
— Этот гад меня полоснул, вот что у нас! — зарычал раненый «звездник», еще раз поддавая Клауди сапогом в живот.
— Что в кулере?
— Да хрен его знает, — пожал плечами второй «звездник». — Старый хрыч не хотел показывать. Может, выпивка. Никого здесь не осталось, кроме полных алкашей и нарков.