Дyxless 21 века. Селфи
Шрифт:
– Конечно. – Встаю, механически сгребаю девушку в объятия.
– Не знаем, – отвечает за всех Жанна.
– Семь миллионов! Спасибо, – сажусь обратно. – Кем оставаться?
– Настоящим человеком! – доверительно наклоняется над моим ухом кто-то в очках.
– Да, конечно, это самое важное, – заученно отвечаю я. – Так вот, это же с ума можно сойти! Вы понимаете? Пять! Пять процентов населения задействовано в охране.
– Кошмар, – полувопросительно соглашается Жанна.
– И ведь это самые продуктивные пять процентов. Самые молодые, самые энергичные. Те, которые, по идее,
– Правильно, – говорит парень из очереди. – А они херней заняты.
– А они развивают печатную промышленность. Кроссворды эти…
На автомате я пишу всем одно и то же и чуть было не ошибаюсь в имени читателя.
– Сканворды… – подсказывает мне тот же парень и заходится смехом.
– Точно. – Наконец приводят «восточную» и сажают рядом. – И главное – что они охраняют, эти семь миллионов? У нас столько материальных ценностей в стране нет, но кто-то ведь оплачивает труд этих семи миллионов бездельников. Вот вы где работаете? – обращаюсь я к подсказавшему «сканворды».
– Я? – Он слегка теряется, потом опускает глаза и тихо отвечает: – Ну… в офисе… Просто роспись поставьте… там… без имени…
– Без имени… в офисе, – ставлю я размашистую закорючку и резко разворачиваюсь к «восточной». – Давайте знакомиться. Вас как зовут?
– Айгуль. – Она смотрит на меня, слегка улыбаясь. На лице – легкая тень смущения, скорее всего напускная. Макияж минимальный, только чтобы подчеркнуть высокие скулы и подсветить беса азиатчины в татарского разреза глазах. Затянута в черный трикотаж. Очень плотные колготки. Юбка длиннее, чем должна быть. В общем, выглядит так нарочито прилично, что во рту пересыхает.
– Татарка? – спрашиваю я.
– Националист? – уточняет она.
– Нет, похотливый козел. – Склоняюсь к ней скорее для того, чтобы втянуть ее обеими ноздрями, нежели для того, чтобы мой шепот был ею различим: – Я сейчас всю эту ерунду бросаю, мы заказываем ужин в номер, шампанского, а утром едем кататься по Москва-реке.
– А мы что, уже в номере? – шепчет она, подыгрывая.
– Нет, просто… – Смотрю сквозь ее волосы на людей, которые стоят с книгами в руках, на охранника, который что-то вещает администратору зала, указывая на меня пальцем, на Жанну, которая все поняла, слегка закусила губу и пересчитывает глазами оставшихся читателей. И краски теплеют как после обработки инстаграмовским фильтром, звуки приглушаются, будто морскую раковину к уху приложил, и все становится фрагментом фильма, который ты поставил на паузу, чтобы пойти на кухню за новой бутылкой. – Просто я не знаю, как теперь принято с девушками флиртовать… Про цветы или рестораны… вместо того чтобы просто сказать: я хочу тебя, поехали ко мне.
– Все ты знаешь, – шепчет она, – просто ты охамевшее, раздувшееся от собственной значимости животное.
– Я бы не стал ставить нас в рамки такого дискурса, – неуверенно предлагаю я.
– Книжечки готовьте раскрытыми на титульной странице. – Жанна снимает кино с паузы.
– Охамевшее – да, но не от значимости, – пасую я.
Она встает и отходит к колонне, впрочем, «раскрыв книжечку на титульной странице».
– Я забыл, что такое значимость, в тот момент, когда пьяным
– Фотосессия, – одними губами произносит Жанна.
– Фотографируемся, друзья! – громко объявляю я, подскакиваю к Айгуль и хватаю ее за руку. – Ровно пять фотографий.
– А девушка в кадре будет? – интересуется первый «счастливчик».
– Это уж как снимут, дружище.
– Ты мне руку сломаешь, – говорит она.
– Главное, чтобы жизнь не сломал, – отвечаю.
– Это… – но я ее уже не слышу.
Я руковожу процессом, я подгоняю людей, я улыбаюсь, я прищуриваюсь, я втягиваю живот, я приветственно машу рукой, я выдыхаю наконец…
– Все, закончили! – торжественно объявляю я. – Спасибо за теплый прием и до новых встреч.
– Можно еще фото для фейсбука? – спрашивает кто-то у моей спины, но я уже ни черта не хочу, я делаю шаг к выходу и увлекаю за собой Айгуль.
– Отпусти! – Она впивается ногтями в мою ладонь.
– Я тебя прошу.
– О чем?
– Ну не надо так со мной.
– Как? – Она прищуривается. – Как не надо?
Как-как, откуда я знаю? Я хочу тебя раздеть через восемнадцать минут, а вместо этого должен придумывать многозначительные речевые обороты, чтобы соблюсти неписаные формальности. Ну что ты как маленькая-то? Тебя никогда не клеили, что ли?
– Успел, успел! – раздается звонкий голос. – Я так последний раз эстафету в восьмом классе бегал. – Круглые слова отлетают от стены как камни. – Поезд на два часа опоздал, я уж отчаялся, думал, вы закончили.
– Я и закончил. – Не оборачиваюсь, стараясь сосредоточиться на том, как бы не отпустить ее руку, кричу: – Жанна! Жанна Александровна! Поговорите с мужчиной!
– Постойте, как же? Постойте, я вас умоляю! – Плащ «макинтош», кеды, джинсы, борода, беретка какая-то замызганная, роговые очки. Не то дед, не то хипстер, их теперь не различишь.
– Господи, откуда ты взялся? – говорю.
Жанна уже крутится рядом, пытаясь всучить ему брошюру, или книгу, или… Айгуль вырывается и двигает к выходу.
– Я тебя умоляю! – порываюсь я броситься следом.
– Мне одну фотографию и три автографа. Мне, маме и еще одному человеку, я из Курска приехал… А на сайте сначала повесили, что будет Курск. Мы тогда с мамой решили, что пойдем, даже если билеты будут дорогие, – говорит он со скоростью пулемета.
– Старик, прости, времени нет, – устремляюсь я за ней.
– Я не старик, это меня борода старит. Вот, сначала на сайте повесили, а потом Курск отменили! – семенит он следом. – А конкурс-то я выиграл! Мне и подтверждение на почту пришло! Мама говорит: «Возьми мне и Олегу Станиславовичу».
– Будет Курск, обязательно будет, – Жанна пытается схватить его за локоть, но он ловко увертывается.
– Стой! Я прошу тебя! Мне два слова тебе нужно сказать! – кричу я в спину Айгуль.
– А Олег Станиславович говорит, что вы как Буковски, только наш. Он еще все ваши передачи смотрит, и мама моя смотрит, а я… честно говоря…