Дyxless 21 века. Селфи
Шрифт:
– Что ну?
– А дальше?
– Дальше как в анекдоте про хохла, который внуку рассказывает, что фашисты поставили его перед выбором: либо расстрел, либо сосать. «И что ты, дедушка, выбрал?» – «Расстреляли меня внучек, рас-стре-ля-ли…»
– Такую ты ересь несешь, – откидывает она одеяло, вскакивает и тянется за шампанским, – просто бред!
– Я не ересь несу, я сочиняю. Я ж писатель.
– Да, пишешь ты классно, – аккуратно кидает она окурок в пустую бутылку, достает из ведерка вторую, – а врешь хреново. Тебе нужно
– Я стараюсь и того и другого меньше.
– Это ты зря! – Она довольно профессионально откупоривает бутылку Laurent– Perrier. – Я бы вот мечтала уметь писать, как ты.
– Я бы тоже хотел, чтобы кто-то писал, как я. А я бы только за гонораром ходил.
– Я официанткой работала два года, – предваряет она мой интерес к ее сноровистым движениям и разливает шампанское в бокалы.
Я протягиваю руку за своим.
– Мы будем еще? – праздно интересуется она, глядя мне куда-то в область солнечного сплетения.
– Ты сколько моих книг прочитала? – тщеславно интересуюсь я.
– Я? – Она выдерживает долгую паузу. – Ни одной! Четверть вот этой пролистала, пока в очереди стояла.
– А чего ты тогда делала на встрече? – смеюсь я.
– Меня подруга попросила подойти и взять автограф. Она по тебе с ума сходит. Если узнает, что мы, – прыскает в ладошку, – что я… глаза мне выцарапает. Слушай, – проникновенно цокает она языком, – а давай ты ей напишешь что-нибудь специальное. Может, фотку твою пошлем?
– Давай. Только с твоего номера… сама понимаешь.
– Хорошо.
– Лист бумаги и ручку. Сигарету. Как подругу зовут?
– Олеся!
«Олеся! Ты моя любимая читательница!» – аккуратно вывожу на листе формата А4.
– Ну и про меня что-нибудь, – застенчиво улыбается она.
– «У тебя самая лучшая подруга на свете». Так пойдет?
– Ага.
– Теперь кладем на грудь. Вот. Попал я в кадр? Фотай. Черт! – В тот момент, когда срабатывает вспышка айфона, я теряю сигаретный уголь, который сначала прожигает лист бумаги, потом, кажется, кожу на груди.
– Ой-ой-ой! – Айгуль дует мне на грудь. – Может, водой?
– Не надо, – в порыве дешевого геройства я прикуриваю остаток сигареты.
– А может, не водой? – блядским движением она облизывает губы и целует меня в грудь. Спустя некоторое время отрывается и, положив подбородок мне на грудь, смотрит прямо в глаза и шепчет:
– А ты никогда не думал, что будет, если рассказать все как есть?
– В каком смысле? – искренне не понимаю я. Слова «как есть» вызывают легкий велопробег мурашек по спине, будто мне есть что скрывать. Будто бы существует это мифическое «как есть».
– Ты же врешь всем, вот как с дочерью. Попробовать не врать, а однажды сказать правду.
– Пробовал. Еще хуже будет. Представляешь, что будет, если с завтрашнего дня все друг другу начнут правду говорить?
– Что?
– Все
– Откуда ты знаешь?
– Я предполагаю. – Делаю глоток шампанского. – Вот ты мне сказала про «правду», и я начал конструировать мир, в котором никто не врет. Теперь буду о нем думать всю ночь. Не усну.
– Да ну тебя! – Она приподнимается на локте и игриво щелкает меня по животу. – Не можешь нормально ответить, все время придуриваешься.
– Я не придуриваюсь, я честно тебе отвечаю. – Я в самом деле почти начал думать о мире условной правды. – Я пытаюсь придумать такой мир, но у него нет точки опоры…
– А у нашего мира есть?
– Конечно.
– Что?
– Страх.
– Я серьезно, – капризно надувает она губы.
– И я серьезно. Всеми движет страх.
– Какой страх?
– Страх быть раскрытым. Страх, что кто-то разоблачит нас и поймет наши истинные намерения. Мы же все совсем не те, кем хотим казаться, врубаешься?
– Кажется да. Слушай, – прихлебывает она шампанское, слегка обливается, поспешно меняет тему разговора, – а ты, когда пишешь, перевоплощаешься в своих героев?
– Не то слово. Дашь мне свой телефон, я выберу фотки, которые твоей подруге послать, а стремные сотру, ок?
– Ну, постоянно думаешь как они, – тянется она за телефоном, а я смотрю на изгиб ее спины, на раскиданные по плечам волосы и думаю о том, какого черта ее пробило на этот нелепый, неуместный диалог. – Живешь как они. Говоришь как они.
– Да я даже в туалет хожу как они и с девушками знакомлюсь так, как они бы знакомились… Какой код?
– Я сама наберу, – скользит она пальцами по экрану. – Вот, например, ты сегодня со мной знакомился как герой своей новой книги или… как кто?
– Как Кокто.
– Кто-кто?
– Жан Морис Эжен Клеман Кокто. Французский писатель, поэт. Глянь в «Вики» на досуге. – Я стираю свои фотки с выпученными глазами, сделанные в момент ожога, оставляю одну, показываю ей. – Пошлешь?
– Пошлю. Скажи, а ты с ума не сходишь от вечного театра в твоей голове? – Она садится на колени, берет телефон двумя руками, как дети берут игрушку, и начинает перебирать пальцами по стеклу.
– Как известно, ни один сумасшедший никогда не признает, что он сумасшедший.
– Я просто пытаюсь это представить. Жизнь как кино. Вот пишешь ты книгу и ведешь себя по жизни как ее герой. Говоришь его фразами. Думаешь его мыслями. Получается, что тебя вроде как и нет. Есть только набор придуманных тобой образов.
– И… что?
– Как ты не путаешь себя и своих героев? Где в этот момент ты настоящий, а где тот, в кого ты играл весь день, и… – Она не договаривает, пытается сделать глоток шампанского, но бокал пуст. Смотрит на меня вопросительно.