Дзен в большом городе
Шрифт:
— Еще и фонарь не горел! — всплеснула руками Пелагея и укоризненно уставилась на сплетницу.
— Ну да, погорячилась я, наверно, — нехотя призналась она. Помялась и вдруг напустилась на Иоанна: — А чего же вы ничего не сказали перед батюшкой Серафимом, когда он вам велел грех покрыть, а?
— Он — джентльмен, — быстро сказала я. — Женщину поставить в неудобное положение или как-то обидеть не может.
— Тебя обидишь! — заносчиво выкрикнула бабка Лукерья.
— Я про вас, — скромно ответила я.
— А, — начала она, и вдруг осеклась, уставившись испуганными глазами на Иоанна, —
— Хошь — помолчи, я сама скажу, — доброжелательно предложила Пелагея.
— Хочу!!! — вскричала Лукерья.
— Скажу, что ты сплетница, — продолжила ведьма. — И что напраслину возвела как на Магдалину, так и на батюшку Иоанна.
— Чего??? — взвилась она. — Нет уж. Видела я, видела, как они целовались.
— А перед иконой поклясться сможешь? — хладнокровно спросила я, уверенная в том, что видеть-то видела, да явно издалека, нечетко и полной уверенности у нее в том нет.
Бабка Лукерья задумчиво помолчала, повернулась к Иоанну и горько спросила:
— Батюшка, так и что теперь делать?
— Молиться, — благочестиво ответил он, кладя руку ей на голову. — Господь — он рассудит и всем воздаст по делам.
Лукерья вздрогнула и взглянула на него исподлобья, как фашист из окопа.
— А мы ведь Марью вытаскивать приехали, — напомнила она, явно стараясь замять эту тему.
— Ну, коль замуж она у нас идти отказалась, придется ограничиться спасением, — кивнул он, усмехаясь. — Идем!
— Куда? — насторожилась бабка Лукерья.
— А во-он там березу видишь? Как раз с нее веток и наломаем, под колеса надо подложить.
И он зашагал к дереву, не дожидаясь бабки.
— Далеко же! — охнула она. — А я старенькая, меня беречь надо. Возраст и все такое. Пусть Марья и идет, она лошадь здоровая.
— Нет уж, — лицемерно отказалась я. — Раз пошли такие инсинуации моих дружеских отношений с человеком, которого я так уважаю, то я теперь с батюшкой Иоанном буду только при свидетелях общаться. И вдвоем с ним я за ветками не пойду!
— Да иди, иди! — замахала руками бабка. — Ты не бойся, дочка, я не сдам!
— Мне с крыши не слезть, — ехидно отозвалась я.
Старая сплетница осмотрела вязкую глину, засосавшую в себя джип, и недоверчиво спросила:
— Так что, мне, старой женщине, все же идти за ветками?
— Нет! — твердо ответила ей Пелагея. — Не надрывайся, Лукерья! Иди садись в машину. Вон, смотри какой закат красивый, так бы и сидела да любовалась им. Жаль, что мы слезть не можем, придется Иоанну одному ветки таскать. Так что заночуем мы тут. Костер зажжем, лепота…
— Заночуем? — тревожно переспросила бабка, метнув взгляд на северо-восток.
— Ну так сама посмотри — вечер уж, а пока Иоанн нас вытащит…
— Пойду помогу, — хмуро сказала Лукерья и бодрой рысцой двинулась вслед за батюшкой.
— Вехотка знает про кладбище, — глядя ей вслед, молвила я.
— Старые люди все почитай про него знают, — пожала Пелагея плечами. — Я на то и рассчитывала. Лукерья — баба неплохая, вот только ленивая, да язык без костей.
— Я заметила, — вздохнула я.
— А что, и правда у тебя с Иоанном ничего не было? — осторожно спросила она. — Мужик-то дюже красивый, неужто ни разу сердце не екнуло?
— Пелагея,
Ведьма помолчала, глядя на розовый закат.
— Ты его привораживала, что ли? — как бы невзначай спросила она.
— Поначалу да, — неохотно призналась я. — Но ты учитывай, что мои привороты — это ведь ерунда. Детский чих, нет у меня к этому способностей. К тому же через несколько дней сняла я колдовство, и ушла от него.
— И что? — поторопила она меня.
— А он меня нашел, — просто сказала я. — Нашел и посмеялся над всеми моими приворотами-отворотами. С тех пор вот и живем.
— Так что, он около монастыря жил уже без приворота? — удивилась она.
— А ты откуда знаешь про монастырь? — довольно улыбнулась я.
— Настоятельница шибко ругалась, когда я при ней тебя упомянула. Велела передать, чтобы ноги твоей больше не было, они замучались дверное окошко после тебя ремонтировать.
Я лишь ухмыльнулась. Это окошко первоначально было весьма скромных размеров. Путник, решивший постучаться в монастырские ворота, видел через него только глаза монашки-привратницы. В монастырь Дэна не пустили даже на порог, и потому эта щелка стала для нас единственным способом свидания. И тогда мы принялись ее расширять. Я сперла на кухне здоровый тесак, Дэн привез из города охотничий нож из швейцарской стали. Так что шепчась у ворот о своем, мы усердно ковыряли дерево. Подозреваю, что Дэн и ночью прокрадывался к заветной щелке с ножом в зубах, ибо вскоре я уже могла высунуть в получившееся окошко лицо. Уши, правда, поначалу застревали, но целоваться это не мешало. Так мы с ним и жили, пока я отмаливала грехи в монастыре.
— Я бы еще раз туда съездила, — мечтательно зажмурилась я. — Было здорово.
— Не пустят, говорю же, — усмехнулась Пелагея. — Чудная ты, тут тебе батюшка замуж предлагает, а ты за своего Дэна цепляешься. А ведь батюшка и красивее…
— Хорош рекламой заниматься, они уж возвращаются, — блаженно улыбалась я, все никак не отойдя от монастырских воспоминаний.
А Иоанн с Лукерьей тем временем добрались до нас, скинули наземь вязанки веток и бабка тут же схватилась за поясницу:
— Ой, помру, надорвалася!
— Я полечу, — доброжелательно вызвалась Пелагея. — Вот только вытащат нас — и тут же возьмусь за дело!
Бабка зыркнула на нее и отошла в сторонку.
— Любит она посимулянтничать, — шепотом поведала мне Пелагея, — только я раз ее уже вывела на чистую воду, теперь она боится лишний раз прикидываться больной.
— Вот люди, — осуждающе пробормотала я и полезла в люк. Хватит на крыше сидеть, Дэн приедет — а я уже спасена! И никакого ему ужина со стриптизом, вот так-то! Пелагея проскользнула вслед за мной в салон машины, и мы принялись спасаться. Ветки вскоре были сунуты (кари, нет такого слова в русском языке.) под задние колеса, трос от Шевроле тянулся к моему джипу, и вот, наконец, батюшка Иоанн уселся в свою машину и принялся меня дергать. Делал он это усердно, глина только летела из-под колес, джип даже слегка выбрался, но тут оказалось, что Шевроле-то застрял!