Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь

Славенски Кеннет

Однако редакторы в «Литтл, Браун энд компани» были мастерами продаж и нашли хитрый способ продвинуть книгу. Самое первое рекламное объявление, напечатанное за полгода до выхода «Фрэнни и Зуи», гласило: «Это то, что читает Америка». Поклонники Сэлинджера тут же бросились в книжные магазины, где их ждало разочарование.

Привлечение внимания к «Фрэнни и Зуи» так задолго до реального выхода книги имело и другие последствия, кроме возбуждения интереса читателей. Критики получили возможность заранее зарядить свои пушки и прицелиться. Время их торжества наконец пришло, чего Сэлинджер давно с содроганием ждал. Когда на второй неделе сентября «Фрэнни и Зуи» увидели свет,

на них обрушился шквал критического огня.

Несколько самых первых рецензий на книгу оказались обманчиво положительными. Даже Чарльз Пур, критик из «Нью-Йорк тайме», восемь лет назад столь недовольный «Девятью рассказами», опубликовал 14 сентября почти восхищенный отзыв. «Фрэнни и Зуи» превосходят все, что пока написал Сэлинджер, — заявлял Пур. — Это, пожалуй, величайшая книга самого совершенного стилиста в ряду его современников». За то время, что прошло с тех пор как Пур разругал рассказы «Тедди» и «Хорошо ловится рыбка-бананка» за их трагические концовки, он успел очароваться членами семьи Глассов. «Ура красноречию Глассов! — провозгласил он. — Их говорящее загадками отчаяние полно потрясающей жизненной силы».

Рецензия Пура оказалась исключением. Большинство критиков осудило книгу. Они атаковали ее по частям, проводя различие между двумя рассказами, как правило восхваляя «Фрэнни» за разработку характеров, общий тон и композицию и одновременно порицая «Зуи» за религиозность, бесформенность, чрезмерный объем и (что хуже всего) явную идеализированность персонажей, лишающую произведения и намека на реалистичность. Короче говоря, к «Зуи» предъявлялось особенно много претензий, и если когда-то в редакционных кабинетах «Нью-Йоркера» они звучали шепотом, то теперь — во весь голос и по всей стране.

И главной мишенью нападок оказалась не столько книга, сколько ее автор. Подспудное недовольство критиков, которое они таили в течение тех лет, когда Сэлинджер постепенно шел к славе, неожиданно вырвалось наружу. Некоторые рецензии были открыто ядовитыми, в других осуждение высказывалось довольно робко. Но никто не говорил том, о чем еще в 1959 году догадался Норман Мейлер, сказавший тогда, что всякая подобного рода критика произведений (и успеха) Сэлинджера «диктуется таким не слишком приглядным чувством, как зависть».

Помимо самого Сэлинджера и его персонажей, объектом выпадов стала читательская аудитория писателя, определяемая как молодая, принадлежащая к верхушке среднего класса и пресыщенная образованием. В рецензии, написанной для «Атлантик мансли», Альфред Кейзин винил Сэлинджера в том, что он играет на самовлюбленности подобной публики, причем с меркантильными целями. «Многочисленные поклонники Сэлинджера, — припечатывал Кейзин, — считают себя бесконечно утонченными, духовно одинокими и сверходаренными и страдают оттого, что их сознание сфокусировано на них самих… что иссохли их надежды, их доверие, их интерес ко всему большому миру…»^. Многие критики с ним соглашались. В «Нэшнл ревью» Джоан Дидион упрекала Сэлинджера в «тенденции льстить заложенной в каждом из нас тривиальности» и «склонности учить всех, как надо жить».

Пожалуй, наиболее серьезный и потому известный критический разбор «Фрэнни и Зуи» принадлежит романисту Джону Апдайку. Он появился в воскресном книжном обозрении «Нью-Йорк тайме» от 17 сентября. Апдайк всегда почитал Сэлинджера и с большим уважением относился к его творчеству. Тем не менее его голос тоже влился в общий негодующий хор. Правда, тон у Апдайка не агрессивный и даже несколько извиняющийся. В его словах сквозит смущение молодого человека, обращающегося к старому учителю,

который когда-то отдал ему целое состояние, с просьбой вернуть ему пару одолженных долларов.

Несмотря на свою сдержанность, Апдайк предъявляет к «Фрэнни и Зуи» точно те же претензии, что и прочие рецензенты. Не придираясь к каждому произведению в отдельности, он отмечает, что «как части одной книги они явно в диссонансе». Из сравнения Фрэнни — героини первого рассказа — с Фрэнни, изображенной в «Зуи», видно, что Апдайк, подобно большинству критиков, предпочел короткий рассказ более длинному. По мнению Апдайка, действие «Фрэнни» происходит в мире, легко узнаваемом каждым, в то время как сюжет «Зуи» разворачивается в каком-то призрачном мире: в квартире с привидениями, где Фрэнни каким-то образом находит утешение в диалоге, который Апдайк характеризует как причудливый и «снисходительный».

Апдайк критикует семью Глассов как некую целостность, тем самым подвергая сомнению общее направление, избранное Сэлинджером. Дети Глассов, на его взгляд, слишком красивы, слишком умны и слишком одаренны, а сам Сэлинджер слишком уж их любит. «Сэлинджер любит Глассов больше, чем сам Господь Бог, — сетует Апдайк (подражая комментарию Симора из повести «Выше стропила, плотники»). — Его любовь к ним уж очень эксклюзивна. Придумав их, он забыл обо всех остальных. Такое пристрастие наносит ущерб художественности. «Зуи» слишком растянут; там слишком много сигарет, слишком много чертыханий, слишком много шума из-за проблем, которые того не стоят».

При всей ее нелицеприятности рецензия Апдайка написана с большим уважением к автору, что весьма импонировало даже самым ярым приверженцам Сэлинджера. Высказав все свои замечания, Апдайк завершает статью весьма благородно, напоминая читателям, что объект его критики, каковы бы ни были его недостатки, остается произведением великого художника.

Романистка Мэри Маккарти в своем едва ли не самом жестком отзыве такого снисхождения не проявила. Маккарти завоевала известность благодаря целой серии ядовитых эссе, посвященных разоблачению литературных «священных коров». Ее собственные взгляды отличались от взглядов Сэлинджера настолько, насколько это вообще было возможно. В ее недавно написанном романе «Воспоминания о католическом детстве» подробно рассказывалось, как она прониклась отвращением к религии, как стала атеисткой и заменила веру в Бога верой и собственный интеллект, то есть прошла путь, противоположный пути сэлинджеровской героини. То, что Маккарти изберет предметом своей критики «Фрэнни и Зуи» и самого Сэлинджера, не стало большим сюрпризом для тех, кто ее знал. Однако страстность ее нападок поразила всех.

В статье, вышедшей в начале 1962 года в английском еженедельнике «Обзервер» и позднее перепечатанной в «Харпере», Маккарти обвинила Сэлинджера в том, что он украл свою манеру письма у Хемингуэя. После этого она начала громить не только «Фрэнни и Зуи», но и «Над пропастью во ржи». «Для Сэлинджера в окружающем мире существуют только союзники и враги. Даже роман «Над пропастью во ржи», подобно книгам Хемингуэя, построен на принципе исключительности. Персонажи делятся на членов клуба и тех, кто к нему не принадлежит». Теперь под «клубом» подразумевалась семья Глассов. Маккарти совершенно верно рассчитала, что тяжелее всего автор воспримет удар по детищам своего воображения. «И кто же эти вундеркинды, как не сам Сэлинджер?.. — задастся вопросом Маккарти. — Смотреть на целых семь лиц Сэлинджера, одинаково умных, симпатичных и простых, все равно что смотреть на размноженное отражение Нарцисса. В мире Сэлинджера нет никого, кроме Сэлинджера».