Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь

Славенски Кеннет

В 1960 году даже такое сдержанное осуждение возможного цензурного преследования романа уступило место фаталистическому приятию судьбы. И оправданием для этого фатализма ему, как всегда, послужила работа. В течение нескольких лет подряд Сэлинджер получал письма от одного упорного диссертанта по имени Дональд Фини. Когда-то он преподавал в старших классах школы и был уволен за то, что порекомендовал «Над пропастью во ржи» своим ученикам. Теперь же, будучи преподавателем в университете Луисвилл, он задался целью составить для своей диссертации полную библиографию сочинений Сэлинджера на всех языках. Несколько его просьб о помощи так и остались без ответа. Поэтому в сентябре 1960 года Фини очень удивился, когда получил от писателя письмо. В нем Сэлинджер извиняется, что не может помочь своему корреспонденту в его работе, но далее делится своими переживаниями из-за дебатов, сопровождавших запреты романа. «Меня все это очень огорчает, —

пишет Сэлинджер, — и я часто думаю, могу ли я чем-то помочь делу». В конце концов писатель решает не вмешиваться ни в какие споры. Сэлинджер объясняет Фини, что необходимость посвятить себя новой работе, которой он «поглощен», заставила его забыть о чувстве ответственности по отношению к старым произведениям ’.

В первую неделю июля 1962 года «Фрэнни и Зуи» поступили в продажу в Великобритании. После инцидента с «Хэмиш Хэмилтоном» Сэлинджер попытался устраниться от личных контактов с издателями, требуя при этом прав на более тщательный контроль над внешним обликом книги. Он поручил «Гарольду Оберу» найти подходящего агента в Англии. Олдинг выбрала адвокатскую контору «Хьюз, Мэсси энд компани», которая также вела дела Харпер Ли, и поручила ей найти издателя для «Фрэнни и Зуи». Одним из самых первых, предложивших свою кандидатуру, был «Хэмиш Хэмилтон», готовый заплатить 10 тысяч фунтов стерлингов за права, которыми по закону он и так уже фактически владел. Сэлинджер проигнорировал предложение Хэмилтона и вместо этого согласился на 4 тысячи фунтов от «Уильяма Хайнемана». Джейми Хэмилтон вполне мог бы подать на Сэлинджера в суд за нарушение договора, но предпочел воздержаться, пытаясь положить конец тому, что впоследствии он опишет как наиболее тягостный эпизод на протяжении всей его карьеры.

Но для «Уильяма Хайнемана» и «Хьюз, Мэсси энд компани» головная боль только начиналась. Они очень скоро были доведены до состояния полного изнеможения, уже привычного для «Литтл, Браун энд компани». Сэлинджер немедленно потребовал от нового агента и издателя того же уровня совершенства, какого он добивался от себя самого. Когда агенты Сэлинджера в марте 1962 года предъявили «Уильяму Хайнеману» составленный ими договор, в нем оказалось такое количество пунктов и подпунктов, какого «Хайнеман», подавая свою заявку, и вообразить себе не мог. В договоре говорилось, что без одобрения автора не может осуществляться ни одна рекламная акция. На обложке и суперобложке ни в коем случае не должна присутствовать фотография автора. Все рекламные материалы подлежат согласованию с автором. Ничьи высказывания, «благоприятные или же неблагоприятные», в рекламных целях цитироваться не должны «Уильям Хайнеман» безоговорочно принял все условия.

Когда Сэлинджер получил в мае сигнальный экземпляр британского издания «Фрэнни и Зуи» (что также оговаривалось в контракте, ведь весь скандал с Хэмилтоном разгорелся из-за отсутствия такового после выхода сборника «Дорогой Эсме с любовью — и всякой мерзостью»), он немедленно написал своему агенту в конторе «Хьюз, Мэсси энд компани». Хайнемановское издание «Фрэнни и Зуи» отвечало всем требованиям, но все-таки, на его взгляд, имело дешевый вид. Сэлинджер писал, что книга напоминает ему «брошюрку, какую могли бы, даже лучше, выпустить страны железного занавеса с их малыми бюджетами». «Хьюз, Мэсси энд компани» доложили о разочаровании автора Дороти Олдинг в письме, одновременно повинном и едко саркастическом. Неудовольствие Сэлинджера, говорилось в нем, вызвали две вещи: толщина бумаги и качество переплетного материала. В итоге британское издание «Фрэнни и Зуи» поступило в продажу в июне 1962 года в том виде, в каком автор получил его в мае, но, когда следующая книга Сэлинджера вышла в Англии два года спустя, все было на высоте — и толщина бумаги, и качество переплетного материала.

Четвертую, и, как окажется, последнюю, книгу Сэлинджера издательство «Литтл, Браун энд компани» выпустило 28 января 1963 года. Подобно «Фрэнни и Зуи», книга «Выше стропила, плотники и Симор: Введение» объединяла две повести о семье Глассов, ранее опубликованные в «Нью-Йоркере». Выпустить их под одной обложкой Сэлинджер решил в 1960 году, тогда же, когда собрался печатать «Фрэнни и Зуи», и подготовка обоих изданий происходила одновременно.

Подобно предыдущему сборнику, «Выше стропила, плотники и Симор: Введение» вышли с учетом обычных авторских требований. До минимума сводилась предварительная реклама. Несколько разрешенных Сэлинджером анонсов выглядели спокойно и сдержанно. В «Паблишерз уикли» от 7 января появилась целая полоса, объявляющая о скором выходе книги. На ней не было никаких рисунков, кроме изображения самой книги. Книжное обозрение «Нью-Йорк тайме» от 7 апреля поместило рекламу с нарисованной пирамидой из книг, подобной той, что была в рекламе «Фрэнни и Зуи». Собственно, рекламная кампания, предварявшая появление «Плотников и Симора», лишь

повторяла ту, что предшествовала выходу «Фрэнни и Зуи», только началась гораздо ближе к дате поступления книги в магазины.

На первый взгляд решение Сэлинджера опубликовать новый сборник, да еще с включением в него замысловатого «Симора», может показаться самонадеянным после того недружелюбного приема, который был оказан критиками «Фрэнни и Зуи». Но к 1963 году фатализм по отношению к своим произведениям настолько вошел в плоть и кровь Сэлинджера, что мнение профессиональных читателей потеряло для него какой-либо интерес. Живший в нем ранее страх без остатка раствориться в своей работе уступил место полному подчинению ей. В тексте на суперобложке новой книги Сэлинджер признал, что буквально врос в свою серию рассказов о Глассах, и уже по этому поводу не сокрушался. Если раньше он признавался, что может «погрязнуть» в работе, то теперь сообщал читателям, что соединил повести «Выше стропила, плотники» с «Симор: Введение» для того, чтобы они не столкнулись со ждущими своей очереди следующими частями цикла. Он уверял всех, что уже работает над новыми фрагментами саги, «растущими, расширяющимися — каждый на свой лад», как на бумаге, так и в его голове. И если даже он и оказался в плену у этих образов, то, признавался Сэлинджер, плен этот для него — блаженство. «Как ни странно, — отмечал он, — радость и удовлетворение, даруемые мне работой над историей Глассов, с годами только увеличиваются и углубляются».

Год 1963-й должен был, таким образом, стать урожайным для Сэлинджера. Автор обещал пополнить сагу о семье Глассов новыми рассказами и повестями. Некоторые из них все еще находились в работе, другие приближались к завершению. И это были не пустые обещания. Когда издательство «Литтл, Браун энд компани» выпустило книгу «Выше стропила, плотники и Симор: Введение», оно уже начало переговоры с Сэлинджером, пообещав выплатить аванс в 75 тысяч долларов за публикацию следующего произведения.

Можно предположить, что критики с гораздо меньшим энтузиазмом ожидали неизбежного — как теперь казалось — продолжения серии рассказов о Глассах, как бы она ни радовала сердце самого автора. В целом рецензии на повести «Выше стропила, плотники» и «Симор: Введение» были не такими агрессивными, как на «Фрэнни и Зуи», однако из литературной среды доносились коллективные стенания по поводу того, что Глассы не собираются сходить со сцены. Раздавались весьма недвусмысленные призывы к завершению серии. Книжное обозрение «Нью-Йорк тайме» обвинило Сэлинджера в том, что «писатель не отказывает себе в удовольствии пофлиртовать с глубинами мудрости, но робость и смущение мешают ему довести дело до конца». Однако общее мнение критиков, не осмеливавшихся высказать его вслух, наиболее откровенно выразил журнал «Тайм». «Взрослый читатель, — саркастически замечал автор статьи, — начинает задаваться вопросом, а есть ли вообще у Симора, этого своего рода Сфинкса, секрет, который было бы интересно узнать. А если есть, то когда же наконец Сэлинджер его раскроет».

Триумфальный успех «Фрэнни и Зуи» показал Сэлинджеру, что он может ожидать поддержки со стороны среднестатистического читателя, невзирая на неприятие критиков.

И когда «Выше стропила, плотники и Симор: Введение» появились в продаже, читатели в очередной раз встали на его защиту. Книга сразу же разошлась тиражом более ста тысяч экземпляров и тут же заняла заветную первую строчку в списке бестселлеров газеты «Нью-Йорк тайме». Продажи ее не дотягивали до уровня «Фрэнни и Зуи», однако то достижение было настолько экстраординарным, что его не стоит брать за образец для сравнения. «Выше стропила, плотники и Симор: Введение» все равно стали литературной сенсацией и третьим номером в общем списке бестселлеров 1963 года.

В ответ Сэлинджер публично признал свой долг перед людьми, высоко оценившими его произведения. Во второй тираж он включил запоздалое посвящение читателям, где с нежностью приравнял их к членам своей семьи. В этом посвящении выражается признательность обычному читателю вкупе с презрением к профессиональным критикам. Теперь оно принадлежит к числу самых знаменитых литературных посвящений всех времен и народов: «Если в мире еще остался хотя бы один читатель-любитель — то есть тот, кто читает, как дышит, — я с несказанной любовью и благодарностью прошу его или ее разделить это посвящение на равных с моей женой и двумя детьми».

Прошло время, и Сэлинджер доказал, что хорошо усвоил урок, преподанный ему Уитом Бернеттом двадцать четыре года назад. Его уважение к читателям и вера в их понимание и сочувствие в очередной раз помогли ему победить. В ситуации, когда мир вокруг него рушился, семья отдалялась, а друзья постепенно уходили, именно среднестатистический читатель пришел ему на помощь. Тот самый «орнитолог». Тот самый «возлюбленный молчаливый читатель» Фолкнера. Что до остальных, то отношение к ним Сэлинджера выражалось просто: черт с ними со всеми.