Джамбр
Шрифт:
Особенно часто прибегали к захватам мусульманские феодалы, использовавшие свое привилегированное положение. Так, например, в деревне Егвард (Карпинский махал) армянин парон Акопджан, сын парона Сета, имел мульк в 4,5 данга, а некий Мурад-бек — мульк в 1,5 данга. Этот Мурад-бек, рассказывает Симеон Ереванци, насильно захватил 4,5 данга мулька Акопджана. Акопджан обратился к шаху, но пока он получил соответствующее шахское распоряжение на имя ереванского хана, последний был отстранен от должности. Акопджану пришлось вторично ехать в Исфаган. Затратив большие средства, Акопджан, очевидно, во избежание новых притеснений поспешил сдать свой мульк в вахм Эчмиадзину. В дальнейшем, вплоть до 20-х годов XVIII в., ереванские ханы, отняв деревню Егвард у Эчмиадзина, держали ее в своих руках, называя “халисе”.
3. Приобретение мулька путем завоеваний. Появление в армянском языке глагольной формы “млкел” (от слова “мульк”), имеющей значение армянского” слова “тирел” (*** — владеть, завоевать, сделать своим владением), следует, по-видимому, считать результатом процесса захвата и завоевания земель сильными
66
***, 1893 (Самуэл Анеци, История).
Этот процесс шел усиленным темпом в XIII—XVI вв., но он продолжался и в XVI—XVIII вв. Потомки армянских феодалов и их вассалы, уцелевшие во времена владычества монгольских и других завоевателей, с XVI в. стали приобретать новые земли, расширять свои владения.
4. Пожалование земель. Некоторые из армянских феодалов, сохранившие к концу XV—началу XVI в. свои земли или часть их, при Сефевидах стали получать утверждение в своих наследственных правах и даже пожалования от Сефевидов. Феодал, получивший пожалование, был одновременно представителем шахской власти на данной территории.
Шахи и ханы жаловали земли только наиболее крупным и влиятельным местным феодалам, на которых они могли опереться во время войн или при управлении покоренной страной. В большинстве своем это были потомки старых армянских феодальных домов (мелики Шахназаряны в Гегаркуни, Хасан-Джалаляны в Хачене, потомки Закаридов и Орбелянов в Лори и т. д.), которые стали усиливаться с конца XV в. и в период борьбы Сефевидов против Турции оказали помощь Сефевидам. Уже в середине XVI в. среди армянских феодалов выдвинулся “парон-мелик Шах-Назар, сын Мелик-бека”. Мелик Шах-Назар заложил основу сильного меликства и стал родоначальником дома меликов Шахназарянов в Гегаркуни и Варанде. Историк XVII в. Аракел Даврижеци сообщает о мелике Шах-Назаре (1578—1608), что он был “сильным и знаменитым ишханом” (князем) среди армян и шах Аббас I “пожаловал ему власть меликства и отдал ему и его братьям имения и деревни, написал вечную грамоту, скрепил ее царской печатью и отдал им [для того], чтобы это было вечным и постоянным владением их и их потомков из рода в род” [67] .
67
Аракел Даврижеци, История, стр. 96 — 97.
Однако в основном в Армении пожалования от шахов и ханов получали персидские ханы, беки, мусульманское духовенство, шахские чиновники и т. д. Шахские и ханские пожалования армянским феодалам следует рассматривать как один из источников образования мульковых владений, но отнюдь не как первоначальный и основной источник. Например, подавляющая часть монастырских владений образовалась отнюдь не за счет шахских и ханских пожалований. Наконец крестьянские земельные участки и имущество, которые также назывались мульком, переходили в руки феодалов не путем пожалования, а в результате купли-продажи или захвата. Монастыри приобретали эти земли также в виде вакуфных дарений. Анализ путей образования мульковых владений позволяет понять противоречия и борьбу между армянскими и персидскими феодалами, с одной стороны, и между классом феодалов и крестьянством — с другой.
Рост владений армянских церковных феодалов за счет земель крестьянства можно проследить на примере Эчмиадзина.
В 1713 г. крестьяне селения Алибеклу вследствие своего бедственного положения были вынуждены заложить Эчмиадзину за 14 туманов часть своих земель, называемых Имамарх. По свидетельству Симеона Ереванци, монастырь превратил эти весьма плодородные земли в пастбища. В дальнейшем крестьяне пытались вернуть свои земли, но так как у них не было денег, чтобы уплатить долг, то монастырь, воспользовавшись этим, в 1736 г. окончательно присвоил себе земли Имамарх [68] . Боясь, что другие мулькдары могут погасить задолженность крестьян и тем самым отнять эти земли, католикосы стремились не допускать выкупа крестьян из долговой зависимости. Таким же путем при католикосе Александре (1705—1714) попали в руки Эчмиадзина крестьянские виноградники деревни Ошакан. Крестьяне были вынуждены заложить за 180 туманов 5 мельниц и 20 виноградников сроком на 7 месяцев визиру Мирза-Мухаммад-беку из Саатлу и калантару [69] Хаджи-Мухаммад-Хусейну. Крестьяне деревни Ошакан взяли в долг еще 150 туманов сроком на 9 месяцев у ходжи Мовсеса из Еревана, а залогом за эту сумму были 8 виноградников и 12 мельниц. Крестьяне не смогли погасить долги в установленные сроки, в результате чего указанные виноградники и мельницы присвоили ходжа Мовсес и вышеупомянутые мусульмане. В 20-х годах XVIII в. ходжа Мовсес, Али-Кули-бек (брат визира Мирза-Мухаммада) и калантар Хаджи-Мухаммад-Хусейн продали Эчмиадзину все виноградники и мельницы, взятые ими за долги у ошаканских крестьян. Эчмиадзин в свою очередь пустил эти виноградники в продажу уже как свою собственность [70] .
68
“Купчие...”,
69
Калантар — начальник города, назначенный правительством.
70
“Купчие...”, стр. 79.
Приведенные данные отражают процесс разорения крестьянского хозяйства, с одной стороны, и переход крестьянских земель и виноградников в руки феодалов — с другой.
Источники показывают, что если при сефевидском владычестве и не существовало грамот или специальных указов персидских шахов и ханов о юридическом прикреплении крестьян к земле, то это еще вовсе не означает, что крестьяне не находились фактически в крепостном положении. В XVI—XVIII вв. наряду с зависимыми от частных собственников крестьянами существовали также и государственные крестьяне, но большого различия между ними не было, так как все налоги, подати, барщина и всякого рода повинности налагались на них почти в одинаковом объеме.
Церковные и светские феодалы стремились прикрепить крестьян к земле, а в случаях бегства последних разыскивали и возвращали их на свои места. После разорения монастыря Гандзасар в конце XVIII в. крепостные крестьяне расселились по разным деревням, к разным феодалам. Но в 1808 г., когда митрополит Хасан-Джалалян вернулся в Гандзасар и стал восстанавливать хозяйство, карабахский хан Мехти-Кули приказал вернуть рассеявшихся крестьян на земли, принадлежавшие монастырю [71] .
71
“Пордз” (“***”), Тифлис, 1880, № 5, стр. 157.
Когда две семьи из деревни Мугни, которая была мульком Эчмиадзина, тайно бежали в Кара-килису, католикос написал письмо мелику Бамбакадзорского округа Дэмону с требованием немедленно вернуть их обратно. В противном случае патриарх угрожал мелику сообщить о происшедшем грузинскому царю и вернуть беглецов силой [72] .
Прикрепление крестьян к земле и запрещение их перехода с одного местожительства на другое было связано с взиманием налогов и податей. А. Папазян, приведя богатый фактический материал из архивного фонда Матенадарана, убедительно показывает, что крестьяне, будучи прикреплены в налоговом отношении к определенному месту, не могли самовольно переселяться в другие деревни. В этой связи А. Папазян приводит следующий весьма интересный факт. В 1710 г. община деревни Дарашамб (в Нахичеванском округе) обратилась к шаху Хусейну с заявлением, что несколько лет назад 15 семейств из этой деревни переселились в деревню Астапат. В настоящее время, говорится в заявлении, сборщик податей в Астапате запрещает этим 15 семействам платить причитающиеся с них налоги (малуджихат, джизью и т. д.) вместе с общиной Дарашамба. Поэтому община Дарашамба просит у шаха либо вернуть эти 15 семейств обратно, либо исключить их из налоговых списков Дарашамба. В этой связи шах Хусейн в 1122 г. хиджры (1711 г. н. э.) издал указ, в котором говорится, что согласно “высочайшему слову” решено: если райяты-мусульмане, переселившиеся с одного места в другое, в течение 12 лет не платят диванские налоги в новом месте, то они подлежат возвращению в прежние места жительства. Если после их переселения прошло более 12 лет, то никто не имеет права их трогать и возвращать обратно. Однако это “высочайшее слово”, говорится в указе, не распространяется на христиан и кочевников. Поэтому указанные 15 семейств шах приказал возвратить в Дарашамб, где они должны были нести свои налоговые обязанности [73] .
72
“Архив армянской истории", т. VIII, стр. 118.
73
А. Папазян, Аграрные отношения..., стр. 342 — 343; также стр. 415 — 417 (армянский перевод и фотокопии документа).
В какой степени крестьяне были зависимы от феодалов, можно себе представить из следующего примера: крестьянин по имени Какос, проживавший в деревне Вагаршапат (мульк Эчмиадзинского монастыря), продал свой сад слуге ереванского хана Сару-Махмуду, который был одновременно даругой. Какос продал сад без ведома своего мулькдара (т. е. Эчмиадзина). Узнав об этом, эчмиадзинский патриарх добился расторжения сделки.
Феодалы пользовались каждым удобным случаем, чтобы увеличить тяжесть эксплуатации. В 1722 г., оказавшись в тяжелом положении, жители Ошакана попросили у патриарха Аставацатура денежную помощь в размере 150 туманов, взамен чего дали письменное обязательство выплачивать Эчмиадзину с этого момента вместо одной десятой части урожая одну пятую. Такой же случай имел место в деревне Франканоц. Эчмиадзин, приобретя эту деревню в 50-х годах XVII в., взимал с крестьян ренту-мульк в размере одной десятой части урожая. При патриархе Абрааме Мшеци крестьяне, попав в бедственное положение, испросили у патриарха денежную помощь в размере 40 туманов и дали письменное обязательство с этого момента платить Эчмиадзину одну пятую часть урожая. Симеон Ереванци рассказывает также о дальнейшей судьбе этой деревни. Крестьяне, разоренные жестокой эксплуатацией и военными действиями, покинули деревню, и она оставалась ненаселенной, как и многие другие селения этого района.