«Джамп» значит «Прыгай!»
Шрифт:
Неожиданно автомобиль прибавил скорость, вильнув в сторону – и фигурку девушки мощным ударом бампера отбросило в кусты.
Затем автомобиль резко затормозил буквально в полутора метрах от Барского.
– Отлично, Трофим! – радостно заорал Саман, выскакивая наружу. – Классно ты ее протаранил! Пошли прикнокаем ее, если еще жива. Чур я первый ей харакири сбацаю! – В руке его при свете луны блеснуло длинное узкое лезвие.
Трофим высунул наружу голову, но тут же тяжело осел на порог машины. Крошечная стрелка длиной не больше стержня от шариковой авторучки, засев в его шее, выпустила крошечную каплю яда, которая немедленно вызвала паралич дыхательных нервов. Микроскопический
На звук его вздоха Саман обернулся. Грузный мужчина в трусах, в пиджаке, и с галстуком на шее стоял напротив него, держа в обеих руках авторучку, которая до этой минуты так и лежала у него во внутреннем кармане пиджака. Это, казалось бы, не таило в себе непосредственной угрозы, но Саман почуял, что тут что-то не так. От его противника явно исходила угроза – большая, чем можно было бы ожидать от не первой молодости толстяка в столь комичном наряде.
– Ну ша, братило, – пробормотал Саман. – Базара нет. Я же за рулём не сидел. Моей вины тут нет. – Однако ножа он из рук не выпустил и тело его было подобием сжатой пружины, готовой в любой миг развернуться и поразить врага. Но пока было возможно, следовало сократить между ними расстояние, подобраться к нему поближе, чтобы ударить наверняка. Саман сделал один осторожный вкрадчивый шажок вперед. За ним другой…
– Твоя вина в другом, – Барский тяжело ворочал языком, сплюнул накатившую изнутри жидкость и снова поднял голову, нацелив авторучку-пистолет чуть ли не в лоб резко приблизившемуся к нему человеку с финкой в руке. – Ты сидел за рулём той, другой машины: красного «москвича» номерной знак «19–78 мур», который принадлежал тебе, и на котором вы увозили всех этих детишек, которых воровала Дора, чтобы Корсовский выкачивал из них кровь. Эта машина была твоей, в ГАИ сохранились все архивы.
– Клянусь тебе, всё было не так! – крикнул Саман. – Мне тогда было всего семнадцать лет. Игорь попросил нас помочь ему в одном деле. Но я ничего не знал, я всего лишь крутил баранку. Всё это делал с ними Трофим!
– Знал бы, до чего ты мне надоел… – прошептал Барский. – Разбирайся с ним сам.
И большим пальцем правой руки отжал пружинку на колпачке авторучки. Плевательница выбросила миниатюрную капсулу, которая раскололась на лбу у Самана. И перед глазами его расцвело крохотное солнце, которое в мгновение ока охватило и всю его голову, и весь мир, заключенный в ней. Истошный, нечеловеческий, леденящий душу вой разрезал тишину дороги.
Охваченное иссиня-белым фосфорным пламенем тело еще несколько мгновений крутилось на месте. А спустя десять секунд никто бы и представить не мог, что этот обгорелый комок спекшейся одежды и скукожившейся плоти был когда-то человеком. И был ли?
– Знаешь, – спустя несколько дней говорил ему Миша Цыпкин, сидя у изголовья его кровати, – мы, пожалуй, добьемся твоего перевода в очень хорошую закрытую клинику, хотя, боюсь, разбирательства избежать не удастся. Но против твоего противника вскрылись настолько чудовищные факты, тем более, что Егор Пузиков их уже поспешил тиснуть в своей газетёнке, что ни один суд не инкриминирует тебе что-либо более серьезное, чем превышение пределов необходимой самообороны. Мы давим на то, что котлы взорвались в результате нарушения правил эксплуатации. И знаешь, как ни странно, независимая экспертиза это подтверждает.
Барский закрыл глаза и осторожно стукнул пальцами его по руке.
– А как положение в стране? – спросил он, с трудом шевеля языком.
Цыпкин кисло улыбнулся.
– Тяжело пересказывать… Ну да ладно. После того, как наутро премьер объявил
– И у меня тоже, – буркнул Барский.
– Кстати, там же лежали и наши с тобой зарплаты, деньги за выслугу, пенсии, квартирные… Одним словом, сейчас мы имеем образцовый экономический кризис и классическую великую депрессию. Американцы оказывают нам гуманитарную помощь пшеницей. Английские и немецкие дети шлют нашим детям старую одежду и отслужившие своё игрушки.
– И ведь повесят все это на меня…
– Не думаю, старина, если уж бывшему премьер-министру удалось выпутаться. Как мне объяснили наши специалисты по экономике, кризис – это, как и человеческая болезнь, случается не по Божьему мановению, а в результате сочетания действия ряда факторов, в том числе и из-за неэффективной работы всей экономики страны, и благодаря воровству того же Корсовского и всей президентской камарильи, и из-за идиотского налогового законодательства, согласно которому предприятия должны отдавать в доход государства девяносто один процент зарабатываемых денег…
– Вот-вот, а в итоге повесят все это на меня одного, вот увидишь… – пробурчал Барский.
Понятливо хмыкнув, Цыпкин продолжал:
– Нам так же удалось найти свидетелей, которые могут подтвердить, что спецназовцы на железнодорожной станции сами напали на тебя и ты лишь защищался. Так что единственное, что они могут доказать против тебя совершенно точно – это что ты водил машину в нетрезвом виде. Когда тебя взяли, содержание алкоголя у тебя в крови было чуть ли не пятьдесят на пятьдесят.
Валерий сокрушенно покачал головой:
– Надо же, в кои-то веки как следует нажрался – и вот на тебе: суд присяжных. Кстати, а как эта… дама, которую я привез, – помолчав, осторожно спросил он.
– Ты привёз? – изумился Цыпкин. – В твоем состоянии вряд ли ты смог бы чего-то или кого-то привезти, включая собственную тушу. Да будет тебе известно, что эта девица доставила тебя сюда, в больницу, бросила на руки врачам, подала заявление об отставке и укатила.
– Куда?
– Наверное, к себе, в Саратов. Кстати и твой «дружок» Берзиньш тоже сбежал из больницы. Оказывается, он втихаря прикарманил немало деньжат из бюджета. Вот так он отблагодарил приютившего его Корсовского. А всю его семью посадили в тюрьму. Прямо в день их выезда. Как думаешь, за что? Они попытались нелегально вывезти из своей Латвии бриллианты в двойном дне чемоданов. Ну вот, вроде бы и всё. Апельсины в пакетике, мандарины в газете, фляжка с «Араратом» под подушкой, кстати, наш Жоффрей просил, чтобы ты не очень увлекался.
– Да пошел он… Прислали бы лучше сигарет.
– Э-нет, чего нельзя, того нельзя. Пока! Присматривайте за ним, баба Тоня. Пока!
– Пока-пока… – проскрипела старая карга, скоблившая полы шваброй. – Дома покакаешь. – Подобравшись с хищным видом к постели больного, она с видом следователя, обнаружившего на месте преступления окровавленный платок, подняла вверх утку до половины заполненную мочой. – Так ты уже нассал? А что же не сказал, что нассал?
– Баба Тоня, друг же ко мне пришел! Не мог же я…