Джебе - лучший полководец в армии Чигизхана
Шрифт:
Развернувшись, передовые сотни врезались в разбегающихся солдат с тыла, и вновь принялись ломать хребты, ключицы, руки, топтать озверевшими конями дико вопящих чжурчженей.
И очевидно от страха оставшиеся в живых солдаты из передних рядов пехоты, ринулись вперед, между сотнями, идущих колоннами, на Чиркудая, на охранную тысячу. Чиркудай сразу понял, что это не планомерная атака, а отчаянное бегство от смерти.
Он поднял руку вверх и, оглянувшись на киданя, стоявшего со своей тысячей в пятидесяти шагах позади и слева от него, указал на рванувшую вперед, в каменный
Под этот залп попало немало врагов. Но задние напирали, спотыкаясь о павших, создавая кучу-малу. Выпустив еще залп, китайские воины выхватили широкие мечи и врубились в толпу живых, даже не пытавшихся защититься.
В этой сече сразу же стали отлетать в сторону головы и руки. Китайцы Бай Ли хорошо владели мечами и могли задержать любого противника, если он сам не останавливался. Они положили уже половину, как сбоку вылетели первые сотни, пройдя путь из тыла до тупика. Монголы без остановки принялись превращать людей в месиво из изуродованных тел, вперемешку с кровавыми тряпками, в которые превратилась одежда. Вся эта человеческая масса, несколько часов назад шедшая строем, была утыкана сломанными копьями и штандартами, словно еж иголками.
Тысяча киданей сразу же уступила поле боя монголам и, прогрохотав копытами, встала на свое место, за спинами Субудея и Тохучара. Чиркудай заметил, насколько был взволнован кидань, побывавший в схватке. Он на некоторое время потерял свою сдержанность, и стал громко рассказывать Субудею и Тохучару, как они смяли бегущую пехоту. Он почти кричал, стараясь перекрыть голосом грохот битвы. Но через несколько минут кидань взял себя в руки и успокоился, лишь иногда встряхивая головой. Чиркудай понял, что этот разведчик участвовал в бое первый раз.
Небо стало быстро темнеть. Монгольские войска, повинуясь приказу Чиркудая, пославшего к тысячникам гонцов, выстроили сотни в широкую лаву, от правых скал до левых, и начали прочесывать долину, добивая раненых кистенями, пиками и китайскими копьями, которые поднимали с земли. На противоположной стороне долины сотни тоже рассыпались по всей ширине долины и неторопливо ехали навстречу своим товарищам в сгущающихся сумерках, добивая раненых.
Сражение закончилось. Осталась подчистка. Пленных они не брали.
При свете факелов Чиркудай с друзьями, во главе охранной тысячи китайцев, пересек долину по расчищенному от трупов коридору и недалеко от леса, под светом звезд, приказал построиться всем трем туменам. Он распорядился, чтобы командиры пересчитали воинов во всех корпусах и определили их потери. Пока шла перекличка, к туменным подъехали тысячники и бросили к их ногам несколько тяжелых мешков с зазвеневшим металлом.
– Серебро и золото, – коротко пояснил один из командиров.
– В обоз, – скомандовал Чиркудай и, посмотрев на киданя,
Кидань согласно кивнул головой и, что-то крикнув по-китайски, повёл свою тысячу с факелами на поле битвы. А за туменными выстроились три охранные тысячи. Нукеры уже успокоились от недавнего возбуждения, поэтому Чиркудай велел им спешиться и отдохнуть. Он знал, как воинам хочется поговорить друг с другом, похвастать.
Туменные успели поесть вместе со своими воинами, когда завершился подсчёт потерь. Заместители переговорили между собой, и докладывать стал Газман.
Всего в бою погибло восемьсот тридцать монголов. Ранено – четыре тысячи. Чжурчженей убито около шестидесяти тысяч. Несколько сотен имперских солдат сумели каким-то чудом залезть на крутые стены ущелья и убежать.
– Это хорошо, – довольно пропыхтел Субудей, сидя на кошме. – Хорошо, что некоторые убежали. Пусть они расскажут всем, как плохо с нами воевать.
Чиркудай подумал и распорядился похоронить павших монголов по своему обычаю. А раненых посадить в повозки, за которыми он уже послал. Чжурчжени же пусть гниют там, где упали. Заместители поклонились и ушли к нукерам, в сопровождении своей охраны с факелами.
Убедившись, что и ближние, и дальние караулы выставлены, Чиркудай разрешил воинам подремать до утра у разведенных костров.
На рассвете он пошел со своим туменом вперед. Оба корпуса его друзей, замыкали колонну. Посередине тащился громадный обоз из отнятых у крестьян в близлежащих селениях повозок с ранеными и трофейным оружием. Пленных не было.
В полдень к Чиркудаю подскакали Субудей с Тохучаром, и они стали обмениваться впечатлениями о битве. В конце разговора Тохучар с завистью произнес, поглядев на Чиркудая:
– У тебя воины лучше, чем у нас.
– Почему? – удивился Чиркудай.
– У нас погибло почти по триста пятьдесят человек, а у тебя меньше – не больше сотни.
– Все правильно, – буркнул Субудей: – Он их сильно гонял на плацу. Поэтому его нукеры лучше наших.
– А мне завидно, – не сдержался Тохучар, скорчив унылое лицо.
– Пожалуйся Темуджину, – ехидно посоветовал Субудей.
– Ты видишь, Чиркудай! – воскликнул Тохучар: – Кто из нас троих самый вредный?
Субудей усмехнулся, и посмотрев на невозмутимого Чиркудая, помялся и сказал:
– Там, на поле, я увидел хорошую арбу...
Чиркудай повернулся к другу и вопросительно посмотрел на него.
– Что ты там нашел ночью? – не удержался услышавший Субудея Тохучар.
– Железная... Почти вся. Но колеса деревянные и оглобли деревянные, – Субудей вздохнул и покосился на киданя, который отстал от них и дремал в седле, во главе своей тысячи.
– Что же ты её не взял? – поинтересовался Тохучар.
– Плохая она, – вяло ответил Субудей. – Нукеры ее сильно помяли.
– Наверное, эта арба какого-то командира, – предположил Чиркудай: – Служила защитой от стрел и копий.
– И от сабель, и от кистеней, – добавил Субудей, неожиданно выпалив: – Я хочу заказать себе у китайцев такую же.