Джебе - лучший полководец в армии Чигизхана
Шрифт:
Первые толпы крестьян появились под стенами города ближе к полудню. Нукеры остервенело стегали их нагайками, наезжали конями. Пригнали одних мужчин. Монголы не тронули стариков и женщин. Чиркудай понял, что воины проявили жалость. Но они не догадывались о том, что задумал их туменной.
Подогнав крестьян ко рву, нукеры загоняли их в воду пиками и копьями, протыкая кожу. Крестьяне кричали, тонкими от страха голосами, и не хотели лезть в вонючую жижу. Но монголы наседали. Не выдержав давления, в ров бросились первые смельчаки.
Быстро
Но по ним стали стрелять чжурчжени со стен. Крестьяне закричали, замахали руками, пытаясь объяснить, кто они. Однако это не помогло – солдаты перестреляли всех, кто переплыл ров. Несколько селян утонули, всплыв вверх спиной. На солнце блестела их бледная кожа под задравшейся одеждой. Очевидно, не умели плавать.
Заметив гонцов, Чиркудай подозвал их к себе и приказал объехать город, чтобы посмотрели, как обстоят дела на противоположной стороне.
Чиркудай смотрел на это побоище вместе с примостившимся рядом Газманом. И хотя было тепло, светило солнце, он накинул на плечи шубу, прячась от ветерка.
Поодаль, в одиночестве, сидел Чагадай, с усмешкой посматривая на Чиркудая, неприязненно покачивая головой. Наверное, Чагадай не верил, что такие приёмы помогут взять город. Ему было непонятно, почему чжурчжени должны открыть ворота? Им было наплевать на крестьян-киданей. Они даже поубивали их. Но Чиркудаю было безразлично, что о нем думает заносчивый принц.
А вопящие толпы всё прибывали и прибывали. Воины уже разозлились. Кое-кто вытащил сабли, отрубая пока пальцы и кисти у крестьян, не хотевших лезть в воду. И ров стал заполняться. Утонувших становилось всё больше и больше.
Чжурчжени продолжали стрелять с высоких стен, не подпуская селян к стенам. Изо рва и из-под стен, долетали крики раненых, молящих о помощи. Сумевшие переплыть, ползли среди мертвых и просили солдат не убивать, пощадить их. Так перевёл Чиркудаю, то что услышал, воин из полка Бай Ли. Но чжурчжени показывали свое умение друг перед другом, добивая раненых. Им не нужны были крестьяне в городе, запасы воды и пищи, очевидно, были ограничены, и на крестьян не были рассчитаны.
Подскакали гонцы и доложили, что по всему периметру города нукеры гонят крестьян на стены. Кивком головы Чиркудай отпустил их и терпеливо принялся ждать дальнейших событий. Воздух гудел от грозного рокота барабанов, доставшихся тумену в наследство от Теб-Тенгри.
Крестьян пригоняли весь день. К вечеру их поток иссяк. К Чиркудаю подлетело несколько тысячников. Спешившись недалеко от охранной тысячи, командиры подбежали к туменному, подтолкнув одного вперёд.
– Джебе-нойон, мужчин стало мало, – неуверенно сказал он. – В ближних деревнях мы собрали всех и пригнали сюда...
– Собирайте стариков, женщин и детей, – жестко приказал Чиркудай,
Тот помолчал, переглянулся с товарищами и тихо пояснил:
– Уже вечер... Будет темно...
– Зажигайте факелы! – резко бросил Чиркудай и махнул рукой, отправляя тысячников выполнять приказ.
Потоптавшись около коней, командиры поскакали в свои полки. Барабаны продолжали грохотать.
Чагадай не сидел на одном месте, он несколько раз уходил куда-то. Но возвращался через некоторое время. Чиркудай заметил, как принц с тревогой посматривает на него. Он уже не посмеивался, и не щурил свои карие, совсем не похожие на отцовские, глаза.
Нукеры озверели. Они устали. А им не дают отдыхать. Теперь к городу стали гнать всех подряд: и дико кричащих женщин, несущих на руках маленьких детей, и стариков с палочками. Чиркудай видел всё это в сгущающихся сумерках. На подступах к городу сверкало множество факелов. А рядом с туменным воины охранной тысячи разожгли два костра. На стенах города тоже загорелись факелы, и кое-где костры. Газман сидел, согнувшись, угрюмо глядя на крепость.
А кричащих от ужаса крестьян продолжали и продолжали гнать в ров. Вода бугрилась от тел утонувших и полилась через край. Барабаны грохотали и грохотали.
Ночь тянулась бесконечно.
Чиркудай сидел без движения. Отлучился лишь раз по нужде. Никуда не уходил Газман. Поодаль притаился Чагадай.
В полночь, Чиркудай приказал воинам охранной тысячи отогнать коней на пастбище. Затем вызвал через гонцов несколько тысячников и велел командирам разделить полки, чтобы одна часть сгоняла крестьян, а другая немного поспала и покормила коней. К утру поменяются.
– Останавливаться я запрещаю, – твердо закончил туменной.
– В ближних селениях уже нет людей, – пожаловался один из тысячников.
– Собирайте китайцев в дальних деревнях, – бросил Чиркудай и отпустил командиров.
Когда небо посветлело, Чиркудай хорошо рассмотрел ров, доверху заполненный покачивающимися трупами. Но на поверхности еще оставались небольшие места с водой. Осталось совсем немного, и люди тонуть перестанут.
В грязи, вперемешку плавали и мужчины, и старики, и женщины, и даже грудные младенцы. Остервеневшие нукеры продолжали гнать всех подряд. Крестьяне уже перебегали ров по скользким телам, оседающих в воду под их ногами. Полоса земли под стеной тоже была устелена убитыми.
Наконец, показались крестьяне, с наспех связанными лестницами. И тут обнаружилась еще одна деталь: чжурчжени перестали стрелять в селян, полезших на стены. Они принимали их в город, потрясенные бесконечным потоком людей. Очевидно, чжурчжени ожидали, что монголы поймут бесполезность такой осады и остановятся. А может быть, они рассчитывали, что в селениях воины соберут всех крестьян и начнут штурмовать сами. А быть может, у чжурчженей стали кончаться стрелы... Так размышлял Чиркудай, наблюдая за осадой.