Джебе - лучший полководец в армии Чигизхана
Шрифт:
– Сделаем следующие расчеты: двадцать миллионов работников разделим на сто человек, для того, чтобы узнать, сколько условных работников отдают полностью свою прибыль в виде налога. Получается – двести тысяч! То есть – двести тысяч условных работников будут работать только на твою страну, отдавая тебе всё!
Если раньше монголы жили сами по себе и имели лишь то, что у них было, то сейчас к этому прибавляется по одному проценту с двадцати миллионов подвластных тебе людей. Не каждый правитель имеет такую дань.
Темуджин молчал, накручивая на палец
– Ты говоришь, что нас пятьсот тысяч, а дань мы будем получать лишь на двести тысяч...
– Не на двести тысяч! – перебил его Елюй Чуцай. – А дополнительно к тому, что имеете, вы будете получать налог с условных двухсот тысяч человек.
Субудей отрицательно покачал головой:
– Нам этого мало. Необходимо, чтобы пятьсот тысяч, пускай условных работников, платят нам дань полностью. Работников должно быть столько, сколько монголов. Как этого достичь?
– Можно увеличить налог: вместо одного процента брать три, – с кислым видом пробормотал Елюй Чуцай. – Но, увеличив процент налога, вы разорите работников. Через некоторое время, они начнут нищенствовать, а может быть и погибать от голода... Им же ещё нужно кормить и одевать свою семью. А с умершего ничего не возьмешь.
– Наплодятся, – хмыкнул располневший Джелме. – И тогда работников станет больше.
– Если им нечего будет есть, они перестанут плодиться.
– Тогда мы завоюем другие народы, – продолжал гнуть своё Джелме.
– Но войны отрывают людей от разведения скота, от родного очага и народ беднеет, – растерянно произнес Елюй Чуцай, расстраиваясь из-за непонимания таких простых, на его взгляд, вещей.
– Я тебя понял, – оборвал спор Чингизхан, и, посмотрев на соратников, спросил: – У кого есть достойные предложения?
Чиркудай шевельнулся, привлекая к себе внимание, и неторопливо сказал:
– Чем больше дани мы получим, тем лучше для Монголии. Но, как я услышал, нам нельзя облагать слишком большим налогом тех людей, которых мы завоевали. Однако для увеличения прибыли нам нужно большее количество работников. Значит, нам нужно воевать с другими странами и покорять их. Этим мы прибавим, к имеющимся, новое количество работников.
Темуджин хитро усмехнулся, доброжелательно кивнул Чиркудаю и ядовито посмотрел на Елюй Чуцая, ожидая его ответа.
Елюй Чуцай минуты две собирался с мыслями, поднял страдальческие глаза на Чиркудая, и неохотно согласился:
– Конечно. Это ваш принцип: сильный покоряет слабого. Но не всегда война приносит сладкие плоды. Бывают огорчения при поражениях. Однако есть ещё один способ: можно обложить налогом купцов. Брать с караванов мзду, за сохранность груза при их прохождении через ваши территории. Сейчас весь шелковый путь на востоке пролегает через завоеванные вами земли. Вам нужно развивать торговлю китайскими и вашими товарами с западом. У вас в руках не только товары, но и лучшие купцы Поднебесной империи. Торговля прибыльнее войны.
– Ты предлагаешь относиться к нападениям меркитов на наши рубежи спустя рукава? – поинтересовался
– Нет. Нужно оказать им достойный отпор, такой, чтобы у них навечно отпала охота воевать, – пробормотал Елюй Чуцай.
– Правильно, – согласился Чингизхан. – Я тоже так думаю. И пришёл к одному выводу, что для устранения неприятной причины необходимо её уничтожить. Отравленную плоть вырезают с мясом, загнивший корень – отсекают.
– Но это же целый народ! – испуганно произнёс Елюй Чуцай.
– Уже не народ, – усмехнулся Чингизхан. – Это – ядовитые остатки племени, которые нужно полностью уничтожить, – и посмотрев на своего сына Джучи, Чиркудая и Субудея, приказал: – Вы, втроём, подготовите три тумена, и уничтожите всех меркитов, до последнего ребенка, – зло скрипнув зубами, добавил: – Каким образом вы будете это делать, я скажу позже, – и, посмотрев на купцов, сидящих рядом с выходом из огромного шатра, принадлежащего ранее императору, потребовал:
– А теперь вы! Расскажите мне как у вас идут дела, и особенно с нашими караванами в Хорезме?
Купцы засуетились. Несколько дней назад они были напуганы приглашением на совещание. Но потом стали гордиться, понимая, что участвуют при великих свершениях, затрагивающих многие народы.
Поднялся старший. Он начал жаловаться на низкие цены в Хорезме, которые намеренно сбивают городские начальники и судьи, требуя для себя обильные подарки.
– Вороватый народ, – заключил купец. – Мы стараемся торговать честно, а они всё время хотят взять даром или купить по дешёвке.
Темуджин не задавал вопросов, лишь хмуро кивал головой. Выслушав все жалобы, он отпустил присутствующих взмахом руки, приказав остаться Джучи, Джебе и Субудею.
Как обычно, посидев в молчании, Темуджин посмотрел по очереди на своих командиров и негромко сказал:
– Мне не нравиться твоё поведение Джучи. Ты мой сын. Но почему-то слишком добр для монгола, который не знает жалости к врагам. Я не обвиняю тебя в трусости, но не могу похвалить за смелость.
– Великий хан, – начал Джучи, открыто глядя на отца. – Я согласен с Елюй Чуцаем – убитые не принесут нам прибыли, а живые могут работать.
– Мудрый кидань слишком добрый. Но он не воин, не монгол, – неприязненно сказал Чингизхан. – Возможно, его слова были бы очень хороши, но только в том случае, когда мы прекратим воевать, – Темуджин передохнул, немного помолчал.
– Я подозреваю, что войны с Хорезмом, с Мухаммед-шахом, нам не избежать. Он всячески старается унизить меня. Я отвечаю ему тем же. Чувствую, что перепалка в письмах приведет нас к войне.
Хорезм-шах сейчас самый сильный на западе. Однако связываться с ним ещё рано. Нам нужно разобраться с ненавистными меркитами, которые каждый день нападают на наши границы, – и, взяв бумажный свиток, Чингизхан протянул его сыну, приказав:
– Читай!
Джучи медленно развернул рулончик желтой бумаги и, спотыкаясь на словах, стал читать, сразу переводя текст с уйгурского на монгольский: